Короче говоря, отправляли в какие-то небольшие деревни, села, станицы, провинциальные городки…
Мы уезжали не просто семьями, а несколькими семьями и ехали туда, где нас не ждали, где мы были не нужны… и где долгие годы мы считались чужими, пришлыми.
Мы, все, русские люди, вынужденные переселенцы… беженцы… те несчастные, которые покидали квартиры, дома, дачи. Те, которые теряли работу, друзей, знакомых, и место к коему словно приросли корнями. Уезжая мы перерубали те корни, а после на отрубленных местах образовывались гнойные раны, каковые долгие годы болели и из каковых долгие годы текла не только кровь, но и горючие слезы.
Сколькие из нас, из таких вот вынужденных переселенцев, беженцев, выплакали потоки слез, выпили склянки мятного корвалола, сглотнули белые таблетки валидола… получили инсульт, инфаркт, и как итог всему– умерли.
Оторванные от тех мест, где мы родились, выросли, любили и жили, мы не были нужны и тут на исторической Родине. Тут на нас смотрели, как на чужаков, как на неизвестно зачем приблудившихся незваных гостей.
А нам, увы! было некуда деться, некуда идти, ехать, а потому мы оседали в тех деревнях, селах, станицах, провинциальных городках, и точно исчезали, испарялись аль истаивали.
Сколько таких вот, моих друзей, одноклассников терялось, пропадало из виду, будто и не было их никогда, не было никогда их семей…!
Но тогда, я еще была молода, я не замечала этого, и хотя душа моя обремененная одиночеством плакала навзрыд, я продолжала верить в Иисуса Христа, Спасителя и Бога, я молилась и вставая на колени кланялась ему до земли, и той иконе тридцать– на– двадцать, что приобрела в церковной лавке…
А жизнь требовала свое, и, поступив в институт на заочное обучение, я в восемнадцать лет пошла работать, чтобы быть в состоянии не только прожить, но и главное оплатить свое обучение, которое внезапно стало платным.
И я продолжила свою поступь по этой тяжелой, взрослой жизни…
Иногда, когда было особенно тяжело шагать, я говорила самой себе: «Наверно Христос меня очень любит, а потому посылает испытания, проверяя мою веру и любовь». И наверно оттого, что Господь меня так сильно любил, мне приходилось хлебать эти тяготы жизни, и не только духовные, но и физические. А потому, я научилась колоть дрова и уголь, пилить бревна, топить печку, качать колонку и носить воду. Я научилась доить корову, растить кролей, кур, утей, баранов. Я прекрасно копала землю, тягала навоз и руки мои стали крепкими и сильными. Лет в двадцать пять у меня уже были мощными плечи, и если бы мне, на темной дорожке, встретился какой-нибудь бандит, маньяк, он бы со мной вряд ли справился… Я рано вышла замуж, и хлебанула горькую микстуру нелюбимой невестки, хотя я любила мужа, рожала ему детей и никогда, как и положено православной, верующей женщине, не хотела и даже не думала о чем дурном, греховном!
Тогда у меня была икона большая, на ней была изображена Казанская Богоматерь, и когда мне было особенно плохо, тяжело и обидно, я вставала на колени, и, перемешивая молитвы и свои простые, человеческие слова просила лишь об одном, чтобы мне дали спокойно жить!
Однако то, по-видимому, опять были не те просьбы, а может я все еще была молода, и могла потерпеть или не заметить, что меня не слышат, и потому просьбы такие простые и горько выстраданные не исполнялись.
И тогда, нам с мужем пришлось уехать… Ну, чтобы сохранить семью, остатки любви и главное не осиротить наших детей.
Я верила в Бога, в него Иисуса Христа, Спасителя, Творца, Благодетеля, и надеялась, что на новом месте все будет хорошо, и он– Господь поможет, и даст мне наконец-то спокойной, мирной жизни…
А потом, чтобы оправдать вечно, как мне стало казаться, глухого Господа, я стала говорить себе, что спокойно жить будешь там… в гробу… вернее в раю!
И продолжала молиться… молиться…
Но как говориться «Богу молись, а в делах не плошись».
И я стала как-то реже вставать на колени, реже стала просить, все больше говорила молитвы или так ни о чем… в целом о своей несчастной, изнывающей от бессердечных правителей стране, о бедном, униженном народе, о семье… Старалась вроде говорить обо всем и ни о чем в частности и главное не просить, а лишь взывать.
И похоже Господу Спасителю, Всеблагому, Вездесущему и Всемогущему Богу нравилась такая молитва… теперь можно даже не ссылаться на мой возраст, можно даже не делать вид, что обдумывают выполнение моей просьбы, потому как просьб никаких и не было, лишь одни взывания.
А я, к этому времени, уже поняла кое-что… Коли ты своими руками, взяв лопату, землю не вскопаешь, да картошку не посадишь, то точно с голоду ноги протянешь, потому что манна с небес не прилетит.
И лишь только я это надумала, и поняла, стала я крепче налегать на труд и меньше на молитвы, и такая уставшая, изможденная за день, реже молилась, а вера во мне стала вроде иссякать, тончать.
Однако я еще крепилась, и продолжала любить Господа, носить крест, покупать иконы, крестить детей и праздновать Пасху!
Моя страна жила вместе со мной, или может – это я жила вместе с ней!
Ясно было одно, я без нее никак, а она без меня, как всегда, прекрасно!
Я любила не только Бога, но и землю на которой жила, и страну, с которой связана историей, и мой народ с которым у меня кровные узы. И я все время видела, как тихо, тихо, очень медленно умирает душа моего народа.
«Странное дело, – говорила я сама себе. – Вроде бы все верят в Христа, носят на груди кресты, целуют руки батюшке и кланяются иконам… А духовность в народе умирает. Ведь даже в атеистическом Советском Союзе, духовность была выше, люди были чище, на улице не услышишь не только мата, а даже скверного слова… Мужчины были женаты на женщинах, а во дворах было полно ребятни, в школах были полные классы… И не было разгула наркомании, пьянства, курения и всех других мерзостных духовных извращений…. Почему, – продолжала рассуждать я. – Почему же сейчас все те которые носят Христа на груди, сами без Христа в душе?»
Да, именно так я и думала… А в связи с тем, что мне часто приходилось, пилить, рубить, таскать, копать, сажать, поливать, пропалывать, стирать, убирать, готовить, я все время могла рассуждать и думать.
И я думала… думала… думала…
И покуда я так думала и вроде как мудрела, ведь жизнь была тяжелая, проблем и бед, было столько, что иногда хотелось поделиться, я вроде как переставала уж так слепо верить в Бога.
Все чаще встречая и провожая солнце, поднимаясь и укладываясь на покой, я не молилась, а церковь и вовсе посещала лишь в праздники.
Но эти самые праздники я отмечала… Потому, что я думала, Иисус Христос– это Бог бедных, простых людей. Он пришел к нам, и даже когда родился, место ему нашлось лишь в яслях… Он страдал во имя нас, а потому это наш Бог, а не тех, кто жирует, разграбляя нашу страну, уничтожая историю и спаивая народ.
Только одного я не могла понять: «Почему же он – Господь, Спаситель, Всеправедный Промыслитель не накажет всех этих кровопивцев оные, словно пиявки высосали из нашей земли все, что можно? Ведь Он Бог бедных? Или нет?» Но пока я не могла ответить на эти вопросы. И оттого эти вопросы повисали без ответа в воздухе, и изредка ударяясь об мою голову, заставляли шевелить мозгами, заставляли думать и мудреть.