– Иди, Злат, – протянула девушка, не поворачивая головы в сторону демоницы.
Парень поспешил исполнить указанное, и обойдя божество, и медленно ступающую Кали-Даругу, удалился по дороге в направление поселения, чуть слышно погодя свистнув затерявшемуся где-то Пылаю.
– Госпожа, – произнесла рани Черных Каликамов, остановившись позадь молодой женщины, и в ее голосе было столько трепетного участия, что Влада с трудом себя сдержала, чтобы не развернуться и не кинуться в объятия демоницы. – Простите меня, что я посмела вас так расстроить. Поверьте мне, если б это было не надобно, я бы никогда вас не потревожила.
– Зачем? Зачем все это делать? – вяло проронила девушка, и, прижав руки к груди вгляделась в извивающуюся, наподобие тела змеи ездовую полосу, поросшую в самой своей средине высокой, пожухло-желтой травой. – Все равно я скоро умру. Сколько? Сколько мне осталось жить семь… восемь лет… не больше… не больше.
Кали-Даруга стоящая в шаге от Владелины, обозрев ее с головы до ног, тягостно дохнув, затаила дыхание. Ее голубая кожа нежданно чуть зримо и, кажется, всего лишь на морг пыхнула дивным, почти черным светом так, что она мало чем стала отличима от своего Творца Першего.
– С чего вы дражайшая госпожа такое решили?.. Решили, что скоро умрете и срок вашей жизни так короток? – твердым голосом вопросила рани, изгнав из него какой-либо страх иль трепет. – Срок жизни он даже не подвластен Родителю, и будто случайность зависит от многих совпадений и выборов самого создания.
Владелина резко повернулась, и мягко улыбнувшись демонице, взглянула на нее таким мощным, пронизывающим взглядом, словно то смотрел не человек, а божество… мощная, уникальная, неповторимая, как считали все кругом Боги, лучица.
– Это мне сказал он.., – молвила достаточно непререкаемо девушка. – Он, ваш Крушец… Иноредь он говорит… повелевает… И ноне я увидела, как он был взращен в божественном предплечье, пясти и пальцах Зиждителя. А после он, Крушец, сказал, что я должна думать лишь о высоком. Стараться сплотиться с ним, наладить связь с Родителем, чтобы далее быть всегда подле него… быть частью его… Его божественного естества Крушеца.
– Каким образом, дорогая госпожа, это произошло? – теперь голос Кали-Даруги хоть она и пыталась справится, тягостно сотрясся.
– Наверно возникла связь с Крушецем, – тихонько пояснила молодая женщина и малозаметно повела плечами, сама толком не понимая, как таковое с ней могло произойти. – Я увидела это, таким четким видением… каковым дотоль еще никогда, ничего не зрела. А после со мной заговорил Крушец… Он вельми скоро молвил, и тотчас прервался, будто указал мне, как надобно себя вести.
– Ом! госпожа, – Кали-Даруга торопливо шагнула навстречу девушке и протянув к ней свои четыре руки, враз обхватив ее взволнованную плоть, крепко обняв, оплетя, прижала к себе. – Недопустимо отделять себя от божественной лучицы, ибо как правильно она заметила вы часть ее и сейчас, и далее. Потому вам и было ниспослано сие видение. Это знания, каковые могут даровать своей плоти не все лучицы, и только в более старшем возрасте. Вы же… Вы госпожа, столь уникальны, драгоценны смогли ноне их узреть, осмыслить. Смогли сплотиться со своим естеством столь тесно, что услышали его мысли, чаяния. Вы бесценны, неповторимы.
– Кто? Кто сотворил мое естество? – это поспрашание Владелина словно выдохнула, и теснее прижалась к телу демоницы, стараясь забыться от давящих на нее мыслей своих и Крушеца, в ее заботливых руках.
Рани Черных Каликамов отрицательно качнула головой, впервые за эти лета, что прожила подле божества, и медлительно растягивая слова пояснила:
– Не в моем праве отвечать на этот вопрос. Об этом должно спросить старших Богов, Зиждителя Небо или Зиждителя Дивного.
– Мне и не надо никого спрашивать… ни Небо, ни Дивного… Крушец все рассказал, – отозвалась молодая женщина, при том не скрывая своей досады, оно как желала получить подтверждение слов лучицы. – Это Перший. Крушец сказал, что он творение Першего. Он сказал, что посылал… Все время посылал на меня смурь по Першему, создавал его образ во мне, чтоб я любила… Любила Першего, чтобы жаждала быть подле него. И я жаждала… жаждала… Посему я так тоскую за ним, и тогда в пагоде желала раствориться в нем… в его теле… и дрожала… дрожала, когда он касался меня левой рукой.
Днесь точно вторя тем словам, Влада мелко… мелко задрожала… густое сияние, выбившись из ее макушки долгими дугами, накрыло, окутало не только ее, но и Кали-Даругу.
– Госпожа, успокойтесь, – молвила рани демониц и нежно принялась лобызать кончиками перст кожу рук девушки, ее волосы, материю сарафана на спине, сымая тем волнение охватившее не столько плоть, сколько само естество. – Нам надобно вернуться домой и пройти осмотр у Травницы, поелику сие необходимо для вашего здоровья. – Кали-Даруга мгновенно перевела тему разговора в иное русло, как это умела делать одна она. Впрочем, Владелина все еще объятая томлением порывчато мотнула головой. Рани теснее прижала к себе девушку, легохонько придавила ее голову к своему плечу так, что лоб вошел в мягкие, нежные телеса. – Сие нужно не только для вас, но и для маленького Богдана. Альвы все устроят так, что плод не пострадает. Ведунья толковала о том с бесицами-трясавицами, чтоб тот осмотр не сказался не благостно на вас или вашем сыне, и Трясца, старшая из них одобрила это исследование. Доверьтесь мне, госпожа… Доверьтесь, чтобы мы были уверены в вашем здоровье и работе сердца. И тогда, вмале мы отправимся жить на берег не просто моря, а океана… На красивый остров… Там для нас уже возвели дом. Лишь вы, я, трое служек и Чаровница.
– И сколько мы там пробудем? – уже более степеннее и явно заинтересовавшись предложением демоницы, вопросила Влада и поцеловала ее в щеку.
– Мы сможем там пробыть полтора месяца, если вам там понравится, – немедля отозвалась рани Черных Каликамов и одной рукой огладила волосы молодой женщины, единожды их поцеловав перстами. – Ом! госпожа, моя бесценность я не стану… не смогу навредить вашему Богдану, ведь я знаю, как вы его ждете. Доверьтесь мне, как было и дотоль.
Владелина легохонько кивнула. И Кали-Даруга тотчас развернувшись и все еще обымая и слегка удерживая госпожу, повела ее к зыбуше, будто страшась, что та внезапно передумав, вырвется и вновь убежит. Невдолге зыбуша уже катила по улицам поселения, меж домов, где жили товарищи Влады и их жены, как пояснил Златовлас не умеющие любоваться божественной красотой аль мощью этого мира, а значит и не умеющие проявлять к той величественной силе своего восхищения, трепета и нежности. Девушка проезжая мимо дома Злата, стоящего в глубине второго ряда, обок подходящей к нему более узкой, улочки, внимательно всмотрелась в достаточно ухоженный четырехстенный сруб, чистый двор, где росли невысокие деревца, кусты. И узрела сидящего на низкой скамейке под тонкой березкой и самого задумчивого товарища поглаживающего прилегшего обок ног Пылая. Она в доли секунд ощутила смурь Златовласа по ней и его желание покинуть в поисках чего-то нового поселение… Она словно сама пропустила через себя тоску… Тоску потому, что было когда-то, что ушло, и более не было доступно возврату. Вспомнила Братосила, коего как она знала, повелению Воителя отправили в дальнее поселение, как войводу и тягостно вздохнула… Ноне вздохнула она, человек… не божество… Влада так любившая всех этих ребят, с каковыми провела свое счастливое, чистое детство и единожды тем дуновением послала в направление Злата просьбу не покидать поколь она еще тут поселение… мальчику, коего всегда любила как младшего брата и чей дар долгие годы носила на шейке.