– Любезная моя девочка, я не прощаюсь, – с отцовской теплотой произнес Перший, и, выпустив из руки ее сомкнутую в кулак ладошку, хоронящую внутри звездочку, направился вон из залы. Он лишь на миг задержался подле Раса, и мягко проведя перстами по его очам, дополнил, – Огнь, милый малецык, погодя увидимся на хуруле, надо потолковать.

И вже мгновения погодя исчез в зеркальной стене. И тогда юница, уткнув лицо в раскрытую правую ладонь, зарыдала в голос. Тягостно сотрясаясь всем телом, чувствуя, что еще доли секунд, и, она разорвется от тоски на части, развалится ее плоть, а лучица… Крушец навсегда останется жить в этом зале, только бы не расставаться с таким дорогим им обоим Першим.

Огнь стремительно сорвался с места, и, подскочив, что было ему несвойственно к девушке, торопливо подняв на руки, прижал к груди, принявшись осыпать поцелуями, жгуче прикасаясь устами к ее волосам заплаканным глазам, губам, щекам.

– Ну, что ты, что ты? Милая моя, желанная, ладушка, – пылко проронил Огнь, сказывая то не как Бог, а как возлюбленный. – Не плачь, прошу тебя.

Влада перестала стенать, и, положив голову Расу на плечо, замерла, сомкнув очи и изредка пуская сквозь прикрытые веки крупные слезинки. Бог немедля развернувшись, поспешил из залы вглубь зеркальных стен, где как говорил Стынь происходило «вечное творение». Девочка никак не отреагировала на перемещение из залы Першего в восьмиконечный с множеством завес, и также оставалась недвижной, когда Огнь, войдя в серебристую завесу, сменившую по мере движения в ней цвет на желтоватый, внес ее в белый зал Расов, неспешно двинувшись к одному из кресел. В зале капища кроме Небо, восседающего на своем кресле никого не было, он тревожно воззрился на не падающую признаков жизни, замершую в объятиях Огня юницу и торопливо поднявшись, ступил к ней.

– Драгость моя… Владушка… милая моя девочка, что… что случилось? – в голосе старшего Раса было не меньше любви, чем в голосе Першего, но теперь отроковица поняла в нем не было родства с ее естеством… с лучицей… с Крушецом.

Она не могла не откликнуться на это проявление любви. Не могла не любить в ответ, потому как была сущностью этого чувства… чувства… явления дарующего как рождение, так и продолжение жизни, смерть и сызнова ни на миг не останавливающего движения круга… коло.

Небо нежно провел пальчиками по лбу юницы, на миг остановился на фиолетово-красном берилле в ее левой бровке и нежно просияв, благодушно молвил:

– Это тебе Стынь подарил?

– Да, – прошептала, туго шевеля губами Владелина. – Это подарил Стынь.

– Очень красиво, – все также по-доброму протянул Небо.

Он неторопко наклонился к отроковице и поцеловал ее в лоб, тем самым возобновляя связь между собой и ней, одним махом разрушенную родственностью лучицы и Димургов.

– Ты побудешь со мной или с Огнем? – тревожно вопросил старший Рас и слышимо дрогнул его бас-баритон единый с голосом брата.

Небо всеми силами старался отвлечь девочку от неудержимой тоски, оная вроде витала внутри этого мощного белого зала и ударяясь в голубизну свода расталкивала сгущенные там в комки белые облака.

– С тобой?.. Да, я побуду с тобой, – ответила Владелина, при том ощущая потребность быть рядом с Огнем… Огнем, каковой чем-то напомнил ей Першего. Такой же родственной близостью, кою раньше девочка не ощущала. – Только Огнь пусть не уходит. Я за ним соскучилась. – Она чуток медлила, а после протянула руку погладила старшего Раса по белой коже, подсвеченной изнутри золотыми переливами и добавила, – и за тобой тоже. Ты очень похож на Першего, так-таки одно лицо. Ты его брат, – это она не столько вопросила, сколько утвердила.

– Брат, – негромко отозвался Небо, и, поймав руку юницы, прикоснулся к кончикам ее пальцев, также нежно как то делали лишь младшие члены божественных печищ в отношении старших.

И тотчас по телу Влады пробежала легкая рябь волнения, и она вспомнила прежнюю свою тоску успокоенную Небом. Вспомнила Вещунью Мудрую, Выхованка, Двужила… мальчиков, в общем, она вспомнила свою прежнюю жизнь ту, что была до встречи с Першим и в которой было так много чудесного. Голубое небо, солнце, луг, любовь, тепло, забота и море…

– Море, – озвучила девочка свои мысли вслух. – Отец, хочу увидеть море, такое же голубое как небосвод и твои глаза.

– Конечно, – в голосе Небо просквозила нескрываемая радость. – Как только пожелаешь, как только захочешь.

– И одноглазых ориков, – дополнила она свою просьбу и сызнова провела дланью по щеке Бога. – Перший так на тебя похож… А Дивный не так, почему?

– Потому как мы с Першим родились почти одновременно. Мы близнецы, – незамедлительно пояснил Небо и поцеловал теперь ее ладошку. – Он лишь на малость раньше меня. Потому как прежде была тьма, и только потом родился свет.

– Значит нельзя говорить, чтобы свет побеждал тьму, а день-ночь. Это не правильно, – отметила девочка, и старший Рас торопко, что в целом ему было не присуще, кивнул. – Надобно о том сказать Ратше, да? – вопросила она.

– Обязательно, – одновременно, откликнулись Небо и Огнь.

Девушка, наконец, легохонько шевельнувшись, попросилась вниз. Огнь медлительно раскрыл объятия и заботливо спустил ее на ноги на пол залы.

– А море? И орики? – поспрашала юница, вздев голову и воззрившись в лицо Небо.

– И море, и орики, – ответил старший Рас и ласково приголубил дланью ее волосы на голове. – Все, что захочешь, лишь бы не грустила… не тосковала. Моя драгоценная, драгоценная девочка.

Глава тринадцатая

Владелина сидела на своей любимой скамейке, под березой и ласково поглаживала Удалого, по мягкой шерсти, пристроившегося подле нее на дщице и положившего лапы и голову ей на колени. Девочка ушла из капища сразу после возвращения от Першего, хотя и Небо, и Огнь весьма просили ее остаться, а последний даже настаивал. Но сейчас она не могла быть в капище, слишком сильные воспоминания все еще наполняли ее и витали обок, мощной волной вставала нестерпимая тоска, стоило ей сильнее сжать звездочку в ладони. Потому она решала уйти домой к Выхованку и Удалому, и также несколько грубо, что было не похоже на девушку попросила Вещунью Мудрую, встретившую подле капища и проводившую до избы, оставить ее одну. Девочка положила звездочку на стол в комнате и она замерцала золотым лучистым светом, слегка, как и говорил Перший, изменив форму, а погодя попив молока, переодевшись и сняв с головы венок болярина вышла на двор.

Теплый день медленно подходил к концу. Он еще был всего-навсе в начале того пути, когда к Владе, заметив ее возвращение, из соседнего двора пришел Ратша. Мальчик присел подле девочки на скамейку и перво-наперво спросил о здоровье, думая, что ее отсутствие в поселение было связано с произошедшим обмороком на празднике. Впрочем, так и не услышав ответа от Владелины на свой вопрос, чтобы отвлечь ее от зримой печали, принялся рассказывать об обмене духами и о дарах Бога Круча. Девушка, точно пробудившись от своей смури, с интересом выслушала рассказ юноши и несколько раз заставила его при том описать облик Круча, его змеевидное судно и веселое, как ей показалось, приветствие.