Девочки прибегали ко всевозможным средствам, чтобы сохранить живость и бодрость в это мрачное время года. В школе одно за другим возникали повальные увлечения. Одно время это было «брызганье», когда на всех лицах и пальцах то и дело появлялись пятна туши и едва ли осталась во всем заведении хоть одна расческа или щетка для волос, пригодная для употребления по назначению. Затем возникла страсть к плетению кружев, ее сменила лихорадка вышивания, когда все одновременно проникались любовью к одному и тому же узору и снимали и переснимали его друг у друга, пока наконец уже никто не мог вынести его вида. Один раз Кловер насчитала восемнадцать девочек, одновременно трудившихся над одинаковой вышивкой – крестом и узелками – для подушечки для булавок. Позднее наступил недолгий период декалькомании [36] , а затем пришла безумная страсть к альбомам, когда 33 девочки из 39 купили альбомы, переплетенные в красный сафьян, и стали собирать автографы и изречения. Здесь также проявилась склонность к повторениям.
Салли Остин добавила к своему автографу следующие строки собственного сочинения:
«Когда, альбом листая на досуге,
Увидишь этот стих, то вспомни о подруге!
Салли Дж. Остин, Галвстон, Техас».
Девочки нашли это двустишие очаровательным, и по меньшей мере десяток из них позаимствовали его, и в половине школьных альбомов вы смогли бы прочитать: «Когда, альбом листая на досуге…»
Эстер Дирборн вписала в альбом Кловер: «Без осторожности нет и доблести». Почему она это написала или почему это было более подходящим для Кловер, чем для кого-либо другого, – этого никто не знал; но изречение стало популярным и повторялось снова и снова с самыми разными, аккуратно выведенными подписями. Было и соперничество – кто сможет похвастаться самой большой коллекцией автографов. Некоторые девочки писали домой и просили прислать им автографы каких-либо известных особ, а затем вклеивали их в свои альбомы. Всех, впрочем, превзошла Роза Ред.
– Я когда-нибудь показывала вам мой альбом? – спросила она как-то раз, когда почти все девочки собрались в классной.
– Нет, никогда! – закричало множество голосов. – Дай посмотреть!
– Конечно, дам. Сейчас принесу, если хотите, – ответила Роза любезно.
Она пошла в свою комнату и вернулась со старой, бесцветной и потрепанной книгой в руках. У некоторых девочек был разочарованный вид.
– Обложка не очень хороша, и на днях я собираюсь отдать ее в переплет. Но, понимаете, это старый альбом, не школьный, но он очень дорог мне. – Она сентиментально вздохнула. – Здесь автографы всех моих друзей.
То, как Роза сказала это, произвело сильное впечатление на девочек. Но когда они начали листать страницы альбома, то были еще более поражены. Очевидно, Роза была в дружеских отношениях с самыми выдающимися людьми. Половина автографов принадлежала джентльменам со всех концов света.
– Только послушайте! – воскликнула Луиза и прочла:
«Быть может, ты забудешь меня, но никогда, никогда я не забуду тебя!
Альфонсо Кастильский,
Эскуриал, 1 апреля».
– Кто это? – спросили преисполненные благоговения девочки.
– Вы никогда не слышали о нем? Младший брат испанского короля, – ответила Роза небрежно.
– Вот это да! А это – только послушайте! – воскликнула Энни Силсби и прочла:
«Если когда-нибудь, мисс Роза, ты соизволишь обратить свои мысли ко мне, вспоминай меня всегда как
Твоего верного слугу,
Потемкина де Монморанси,
Санкт-Петербург».
– И это! – вскрикнула Элис Уайт.
«Любовь! Заноза ты иль ты стрела? Как глубоко ты в сердце мне вошла!
Антонио, граф Валамброзский».
– Ты знаешь графа? Честное слово? – спросила Белла, попятившись от Розы с широко раскрытыми глазами.
– Знаю ли я Антонио де Валамброза! Смею думать, что да, – ответила Роза. – Никто в нашей стране, я полагаю, не знает его лучше, чем я.
– И он написал это для тебя?
– Ну а как еще могла эта запись оказаться в моем альбоме?
Возразить было нечего, и с того дня Роза стала в представлении Беллы и остальных совершенно выдающейся особой. Кейти, однако, была не настолько глупа и, как только застала Розу одну, приступила к ней с вопросом:
– Розочка-козочка, признайся! Кто написал все эти нелепые автографы в твой альбом?
– Нелепые автографы? Что ты хочешь сказать?
– Все эти графы и прочее. Нет, не отпирайся. Не улизнешь, пока не скажешь!
– А, Антонио и милый Потемкин? Ты о них говоришь?
– Конечно, о них.
– И ты действительно хочешь знать?
– Да.
– Ну, тогда… – Она разразилась смехом. – Я написала их сама – все до одного.
– Неужели? Когда?
– Позавчера. Я подумала, что надо осадить Лили, а то она так кичится своими автографами Уэнделла Филипса и мистера Сьюарда, что я не вытерпела – просто села и исписала всю книжку. Это заняло всего полчаса. Я и еще хотела написать. У меня одно даже было совсем готово:
«Да, я убит, совсем убит, И погубил меня Давид!
Голиаф из Гефы».
Но я побоялась, что такое даже Белла не проглотит, так что пришлось вырвать страницу. Но теперь я жалею, что вырвала, потому что уверена – эти дурочки во все поверили бы. Понимаешь, – добавила она в виде пояснения, – это было написано им в последние минуты жизни, чтобы сделать одолжение одному из моих предков.
– Плутовка! – воскликнула Кейти, смеясь. Но она сохранила секрет Розы, и я полагаю, что некоторые из хиллсоверских девочек и до сей поры верят в подлинность этого чудесного альбома.
Спустя некоторое время пришло печальное для Беллы известие. Ее отец умер. Они жили в Айове, слишком далеко от школы, чтобы Белла могла поехать на похороны, так что бедняжка осталась в школе нести свое горе, как могла, в одиночестве. Кейти, которая всегда любила детей и которую Белла с самого начала привлекла тем, что ростом и фигурой очень напоминала Элси, стала теперь особенно ласкова с ней, и Белла платила ей за это глубокой привязанностью, на какую только было способно ее маленькое капризное сердечко. Проявления ее любви были отчасти обезьяньего характера и нередко докучны, но Кейти неизменно была терпелива и нежна с ней, хотя Роза и даже Кловер выражали недовольство этой, по их словам, «странной дружбой».
– Бедная маленькая душа! Ей так тяжело нести это горе, ведь ей всего одиннадцать лет, – отвечала им Кейти.
– Она иногда так забавно на тебя смотрит, – сказала Роза, которая была очень наблюдательна. – Точно белка, которая украла и спрятала орех и хочет, чтобы ты нашла его, и едва сдерживается, чтобы не указать на него лапкой. У нее что-то на совести, я уверена.