– Это не моя коробка. Она принадлежит Маргарет. Это старые фотографии Маргарет.
– Да? – голос Сары был высоким, почти пронзительным.
Она прижала руку к груди, словно могла умерить сердцебиение.
Правду ли он говорит? Правду?
Лайам снова посмотрел на фотографию Кристин и бросил ее в коробку.
– Рабочие, которые помогали нам переезжать, поставили эту коробку не в тот письменный стол. Я не знаю Кристин. Ее лицо мне незнакомо. Должно быть, это подруга Маргарет. Мы можем спросить ее об этом позже.
Сара тяжело вздохнула.
– Ох, Лайам, извини. Увидев эту фотографию, я просто...
Он закрыл ей рот поцелуем. Сначала он поцеловал ее легонько, потом с чувством. Закончив целовать, откинулся назад и улыбнулся.
– Мне нравится, что у меня ревнивая жена.
– Нет, я была неправа, – запинаясь, проговорила Сара. – Мне не следовало делать поспешных выводов.
– Мне особенно приятно иметь жену, которая ревнует к старым поблекшим фотографиям! – продолжал Лайам, крепко держа ее в объятиях. – Мне очень повезло. Очень!
– Это мне повезло, – прошептала Сара.
Он снова наклонился, чтобы ее поцеловать. Взгляд Сары упал на фотографию молодой женщины с застенчивой улыбкой. Правду ли он говорит?
Ну, конечно, правду.
* * *
После ужина Лайам отвел жену наверх, в спальню.
– Сегодня особенный вечер, – нежно прошептал он.
Его теплое дыхание щекотало ей ухо. По коже побежали мурашки.
Сара хотела включить свет, но он помешал ей, ласково убрав ее руку.
– Сегодня никакого света!
И снова шепот. Его губы терлись о ее щеку, его руки спустились вниз по ее спине. Он начал ласково, очень ласково целовать жену. А его руки проскользнули под ее свитер. Они были теплые. Теплые и нежные.
Лайам снял с нее свитер. Снова поцеловал, легонько коснувшись языком ее языка. Его теплые руки ласкали ее тело. Он тихонько застонал от наслаждения.
– Раздевайся! Я сейчас вернусь!
Лайам растворился во тьме. Из окна в комнату лился синий свет. На ковре он был бледно-голубым. Казалось, Сара стоит в воздухе. Парит в небе.
У нее было такое ощущение, словно она плывет. Ее тело все еще дрожало от его прикосновений. Раздеваясь, молодая женщина чувствовала вкус его губ. Она бросила одежду на ковер и проскользнула под одеяло.
Лайам, я хочу тебя! Лайам, куда ты ушел? Я так хочу тебя!
Минуту спустя он появился, освещенный желтым пламенем свечи. Сара видела, что он улыбается. Видела, как взволнованно сверкают его глаза.
Лайам нес перед собой длинную белую свечу. Когда он поставил ее на туалетный столик, Сара обратила внимание, что в другой руке он держит небольшую коробку. Он поставил коробку рядом со свечой.
И повернулся к Саре. В мерцающем свете свечи Лайам казался особенно красивым. Темные глаза во все лицо. Темные тени. Очень красив. Я хочу тебя, хочу сейчас, Лайам! Пожалуйста, ляг рядом.
– Я обещал тебе особенный вечер, – сказал он тихим голосом, который был чуть громче шепота.
Лайам говорил быстро и взволнованно, глаза его сверкали в свете мерцающего пламени.
– Совершенно особенный вечер, моя прекрасная Сара!
Он взял коробку и держал ее обеими руками.
– Я знаю, что ты, моя дорогая, не живешь в мире магии и суеверий, как я. Но есть одна древняя ирландская церемония, которую новобрачные выполняли поколение за поколением.
Сара приподнялась и прислонилась спиной к изголовью кровати, натянув одеяло до подбородка. «Что он собирается делать?» – неожиданно встревожившись, подумала она. Ей хотелось сказать: «Лайам, положи коробку и просто иди в постель».
Ей хотелось знать, как бы он прореагировал на подобные слова.
Но он выглядит таким серьезным, таким взволнованным! Молодая женщина поняла, что подобное заявление может его обидеть. Не станет она его обижать. Сара решила, что муж гораздо романтичнее ее самой.
Я примирюсь со все этим, потому что он такой замечательный и потому, что я так сильно его люблю! Я люблю его дурацкие суеверия и церемонии.
– Лайам, что в коробке? – тихо спросила она. Возможно, там подарок для нее. Какой-нибудь особенный подарок. Какая-нибудь драгоценность, некогда принадлежавшая его матери. Кольцо, которое передавалось в его семье из поколения в поколение.
Он поднес палец к губам, сделав ей знак замолчать. Меж пляшущих теней он прошел к лазерному проигрывателю, стоявшему на полке у стенного шкафа. Несколько секунд спустя по комнате разлилась тихая мелодия. Сара узнала Баха. Концерт для флейты.
«Как прекрасно! – подумала она. – Как романтично!»
Сара услышала, как муж что-то читает нараспев. Опять на гаэльском? Она не могла разобрать.
Он снова поднес палец к губам и улыбнулся ей.
Потом открыл коробку.
«Что там, ожерелье?» – хотелось ей узнать. – «Древний медальон? Изумруд?»
Лайам вынул предмет из коробки и держал его в желтом пламени свечи.
Человеческая рука.
Сара тихо охнула.
– Это от манекена, – тихо сказал он, голос его был немногим громче тихой мелодии.
Лайам поднял эту руку так, чтобы она могла ее видеть.
– Рука манекена, но как живая, не правда ли?
– Да, очень похоже, – пробормотала она, сжимая обеими руками одеяло.
– Чтобы магия оказала свое действие, рука должна быть в натуральную величину.
Магия? Что он собирается делать?
Значит, никаких изумрудов? Никакого прекрасного, украшенного драгоценными камнями медальона, унаследованного от его матери?
Зачем ему понадобилась рука в натуральную величину? Что за слова он произносит нараспев?
Сара наклонилась вперед. Сердечная улыбка Лайама, взволнованный блеск его глаз успокоили ее. Тихое, мелодичное пение, слова на незнакомом языке убаюкали ее.
Лайам повернулся к туалетному столику. Вынул из подсвечника белую свечу. Воткнул ее в руку манекена. Теперь свеча горела, зажатая деревянными пальцами. Лайам поднял перед собой руку со свечой. На него упали желтые отсветы.
Он опустил руку, так что пламя свечи замерцало перед его лицом. И тогда он начал говорить. Пламя низко наклонилось.
– Да продлится сон тех, кто спит, – декламировал Лайам. – Да не забудутся сном те, кто бодрствует.
Через минуту рука манекена уже лежала на туалетном столике, все еще сжимая горящую свечу. Лайам лег в постель рядом с Сарой и молча и нежно притянул ее себе.