Дружище Шеперд,
как поживаешь, чертяка? Помнишь меня по гражданской службе? (Разве забудешь котяру Тома!) Надеюсь, с тех пор, как мы с тобой последний раз исполняли свой долг перед Родиной и Искусством, твои дела тип-топ. А то сейчас, куда ни сунешься, везде наткнешься на парня, который только что вернулся из Европы и расписывает, как ему удалось избежать свинцовой пилюли или дотянуть бомбардировщик до аэродрома на честном слове и на одном крыле. Кому охота слушать леденящие кровь байки про Национальную галерею и двух тыловых крыс? Да и что там может случиться: дела идут, контора пишет! Досадно, правда! Эх, будь здесь мой старый приятель Шеперд, уж мы бы порассказали сказок! Например, как в поезде перебрали кофе и на вокзале в Ашвилле едва не уронили на голову мраморную статую Родена.
Когда я увидел твое имя в «Книжном обозрении», я глазам своим не поверил. Ты ли это! А может, какой-то другой Гаррисон Шеперд! Мне и в голову не могло прийти, что тебе не дает покоя слава Шекспира. Но кто знает? В общем, если это действительно ты, черкни пару строк.
До скорого, дружище, не поминай лихом.
Том Кадди
29 МАРТА 1946 ГОДА
Дружище Шеперд,
Ну и ну, так это действительно ты! Спасибо за звонок, старина. Язык у тебя подвешен будьте-нате. Учитывая, что ты теперь нарасхват, мое предложение, скорее всего, покажется тебе ерундой на постном масле, но раз уж оно всплыло, я решил, что грех отказываться. Госдепартамент вплотную занялся искусством. И не как раньше, когда типы вроде нас с тобой прятали национальное достояние в ящики и таскали их туда-сюда в поместье Вандербильта, чтобы не разбомбили япошки. Теперь решено упаковать несколько десятков картин по списку дяди Сэма и прокатить их по европейским музеям. Специальная заграничная выставка американских художников, чтобы доказать этим задавакам парижанам, что и мы не лыком шиты. Кто-то сбрехнул нашим чиновникам, будто европейцы нас на дух не переносят. Тоже мне новость: Жан-Пьер считает американского солдата неумытой деревенщиной! Сдается мне, едва ли французов это волнует, пока мы латаем дыры в их замках. Но Конгрессу не все равно, а поскольку они у руля, то и решать им.
Вот тут-то и наступает наш черед. Власти подрядили на это дело моего бывшего начальника, Лероя Дэвидсона из «Уокера» [193] . На все про все у него было только 50 тысяч, но Лерой отлично ими распорядился. Лично все выбирал. Его тошнит от зубоскальства европейцев по поводу «душещипательных американских пейзажиков», и он решил им показать, на что способны наши художники. Семьдесят девять картин, в основном современное искусство: Стюарт Дэвис [194] , Марсден Хартли [195] , Джорджия О’Кифф [196] . С ума сойти. Даже Гудрич и «Уитни» согласны с этим. На лето вывесим в Нью-Йорке, а потом на несколько недель перевезем в Национальный музей. Лерой говорит, прежде чем отправлять за границу, надо показать Конгрессу, как выглядит американское искусство.
Вот такие пироги, дружище. Приезжай в октябре в Вашингтон. Ты у Госдепартамента на хорошем счету; Лерой уверяет, что с радостью возьмет тебя, чтобы помочь с упаковкой и пересылкой картин за Атлантику. А если захочешь, поедем вместе с выставкой в Европу. Война закончилась, и теперь-то мы уж точно двинем первым классом, а не на нижней палубе. Больше нам с тобой не придется трястись на ящиках в вагоне; хотя, как показало время, не так уж это было и плохо (как говорит Хоуп, спасибо за воспоминания!) Ты только представь: мы с тобой окажемся в Европе! Будем спать на пуховых перинах. Красота!
Хотя тебе, наверно, и без этих грошей живется неплохо. Но все-таки напиши, если вдруг надумаешь рвануть в Париж.
Пока, дружище.
Том Кадди
3 АПРЕЛЯ 1946 ГОДА
Дорогая Фрида,
ваше письмо пришло еще вчера и сейчас лежит, открытое, на столе, точно призрак, обугленный по краям. Вы тут ни при чем; дело не в вас. Самая обычная, нормальная дружеская просьба навестить вас в Нью-Йорке, куда вы прибыли на операцию по пересадке кости. Друг, который обязан вам всем, сейчас же наготовил бы rellenos и контрабандой пронес в больницу, чтобы ускорить ваше выздоровление. Но прошлая ночь пролетела без сна; в голове до утра бродили мысли о грядущем лете и поездке на поезде под пристальными взглядами незнакомцев. О впечатлении, которое сложится у ваших модных друзей из Нью-Йорка, этих американцев, знающих толк во всем на свете. От всего этого пробирал холодный пот.
Стыдно в этом признаваться, но от одного-единственного звонка на вокзал, чтобы спросить о билете, желудок вывернуло наизнанку; такое чувство, будто Господь оставил меня, dejado de la mano de dios. Лишил рассудка и ощущения безопасности. Оставалось только усесться на край ванной и в отчаянии раскачиваться из стороны в сторону, точно ребенок, мечтая стать невидимкой, как в детстве. Каждый год в августе приходят мысли о смерти. Но неудачные дни бывают в любом месяце. Взгляды буравят череп. Нечего и думать о поездке в Нью-Йорк, если даже в магазинчике на углу столбенеешь под пристальным взором незнакомца. Этому страху нет названия — когда мчишься домой, корчась, точно кисейная занавеска, которую ветром качнуло слишком близко к свече.
Простите за трусость. Если у вас хватит сил, проезжая по Пятой авеню, поднять голову, то посмотрите на книгу в витрине: она хотя бы отчасти заменит вам верного друга
Соли.
«Рупор Ашвилла», 28 апреля 1946 года
Женский клуб провел вечер
КНИЖНОГО ОБОЗРЕНИЯ
Эдвина Будро
В четверг в шесть часов вечера женский клуб Ашвилла провел ежегодный вечер книжного обозрения в актовом зале средней школы имени Ли Г. Эдвардса. Билеты продавались по двадцать пять центов; всего удалось собрать сорок пять долларов на нужды ашвиллской библиотеки. Темой вечера стала «Мексика в прошлом и настоящем».
Вечер открыла миссис Херб Лютеридж, председательница клуба; она прочла Клятву верности флагу и представила докладчиц. Первой выступала мисс Гариет Будро с рецензией на роман Элис Хобарт [197] «Павлин теряет хвост». В книге рассказывается история любви мексиканской девушки к американскому дипломату на фоне беспокойной жизни современного Мехико. На выступление мисс Будро специально надела национальный костюм — вышитую блузку и юбку, которые привезла из свадебного путешествия по Мексике тетушка докладчицы.