Хуан с тревогой всматривался в лицо Франсиско.
– С кем именно ты разговаривал? – спросил он.
Зверь, сутки назад бывший его братом, оскалился ледяной улыбкой.
– Какая тебе разница? Главное, что я узнал, – наших даров недостаточно. Требуется ещё одна жертва… И следует принести её прямо сейчас. Прости меня, милый братец.
Он бросился на Хуана и сбил его с ног. Борясь, оба рыцаря откатились к обрыву, – Михаил уже не видел ничего во мраке, только слышал звуки борьбы. Чья-то рука подхватила камень. Удар. Хрип. Второй удар. Молчание. Тьма заколебалась вокруг Мартинеса, расплываясь сиреневой дымкой. Крепость на горе растаяла, облака упали с неба вниз…
…Михаил подавился кашлем, лёжа на полу. В первую минуту казалось, что он выплюнет лёгкие, – стоило приступу затихнуть, и несчастного тут же скручивало с новой силой, выворачивая наизнанку. Индеец, сжав пальцы на его шее сзади, буквально втиснул в рот глиняную кружку, полную противной мутной жидкости. Эль капитано глотнул – и, как ни странно, ему резко полегчало. Будучи образцовым офицером русской армии, Михаил пил и такое, от чего падали в обморок быки, причём от одного запаха. Однако вкус дряни, пахнущей болотной тиной, слизью лягушек и змеиными потрохами, превосходил даже денатурат.
– Надеюсь, эль капитано впечатлён? – спокойно спросил Энрике.
– Не слишком, – в том же тоне ответил Михаил. – Думаешь, я увидел что-то новое? Сначала ты бросил в огонь семена… Полагаю, это растение вроде нашей белены или опиума, тоже родом из Амазонии? Густой дым ожидаемо вызвал сильные галлюцинации. В дальнейшем ты сидел тут и рассказывал мне сказки, а я наблюдал их воплощение. Ты хоть раз был в синематографе? Такой сюжет показывают часто. Один человек удерживает другого от опасного поступка: там страшно, пожалуйста, не ходи туда, – а он всё равно идёт… И возвращается с довольно странным видом, а то ещё и с клыками, как Бела Лугоши в недавнем фильме «Дракула». «Франкенштейна» ты смотрел, Энрике? Буквально на днях крутили, – Борис Карлофф потрясающе играет.
– Нет, не довелось.
– Я почему-то так и думал. Стало быть, я полностью уяснил смысл ниспосланного мне видения. Если один человек не послушается второго и после кровавого жертвоприношения войдёт в подземную пещеру, есть гарантия, что он приползёт обратно отнюдь не с порцией мороженого. Спасибо за экскурсию, Энрике, мне пора в участок. Позволь лишь пару вопросов: почему во время обращения к нерождённым конкистадоры не изготовили кукол вроде тех, что мастерит Художник? Зачем он столь щедро, раз за разом пропитывает и корни магнолии, и место своей очередной «выставки» кровью?
Вместо ответа Энрике обнял Михаила за плечи и повёл к выходу из здания. На воздухе их дожидался мрачный усатый индеец – на телеге, запряжённой сразу четырьмя лошадьми.
– Это мой племянник, – сообщил жрец. – Он отвезёт вас к машине, сеньор. Что же касается ваших вопросов, то могу сказать: после насильственной смерти самого Франсиско и почти всех его братьев, а также обезглавливания его соперника дона Альмагро вице-король Перу Педро де ла Гаска повелел засыпать шахты, разломы и пещеры в тех местах, где имелись ходы между Уку Пача – подземным миром мёртвых и нерождённых – и Кай Пача – вселенной живых. Де ла Гаска был священником, а потому ему казалось: и императоры инков, и непутёвые конкистадоры лазили прямо в ад – продавать душу Дьяволу. За сотни лет камни осели, земля слежалась, и Художник не проникнет в Уку Пача, как это делали инки с испанцами, – такое попросту невозможно. Этим и вызвана изощрённость жертвоприношений. Легенда об основании государства инков гласит: наш первый император, сын бога Виракочи Инка Капак, пришёл из мира мёртвых, возникнув из недр горы Тампу-токко, «пещеры множества окон». Но ему не хватало слуг, посему он решил вызвать к себе важного советника из подземного государства. Тогда, как упоминает испанский летописец Педро Сармьенто де Гамбоа, было умерщвлено множество знатных девушек Тивантинсуйю и сделано четыре куклы – из разных частей их тел. Чтобы создать совершенную приманку, их кровь разлили по поверхности земли. Надеюсь, теперь вы знаете полный ответ, сеньор. Спокойного вам сна. Увидимся на вашей работе.
…Мигель задремал почти сразу, едва телега, скрежеща колёсами, отъехала от селения индейцев. Сквозь сон в мозг вонзилась чёткая мысль: «Художник приносит жертвы не потому, что ему требуется пробраться в Уку Пача. Он хочет кого-то оттуда позвать».
Но даже это открытие не заставило эль капитано проснуться.
(на руинах города, весьма похожего на Сталинград)
…На экране кинотеатра – самодельный подземный бункер, или, проще говоря, землянка. Камера фиксирует слабое мерцание свечи посреди мрака, оператор прямо-таки наслаждается, увеличивая огонёк, показывая слоистое, отсвечивающее то синим, то ярко-жёлтым пламя. Наверху слышится приближающийся свист, тупой тяжёлый удар, – с потолка сыплется земля. Боец в гимнастёрке с досадой поднимает тетрадный лист и трясёт его над полом. Затем дует на бумажную поверхность, слюнит карандаш и вновь сгибается в три погибели, стараясь разглядеть хоть что-то при тусклом свете. Камера заглядывает за спину солдата, показывая стриженый затылок, натянутую выцветшую ткань между лопатками, и путешествует дальше – до тесной печурки, где, как и положено, бьётся огонь. Старательно нажимая на грифель, боец выводит на листе округлым почерком…
«Ну почему… Боже мой, почему мне всегда так везёт? По ночам я иногда думаю: а может, следовало не искать лучшего, а остаться в мире порно? В конце концов, я за полгода привык, научился выживать и вполне освоился. Зачем я искал путь к побегу? Ведь Великая Праматерь в неизменной мудрости своей предупредила меня, дурака, – из этого мира всегда можно выйти, но не знаешь, в какой попадёшь… Я-то, по глупости образцового москвича, думал, иных материй, кроме города Москвы, не существует… Раз я ушёл оттуда, значит, там и появлюсь. Как бы не так. Я не возвратился в реальность, а оказался в ином измерении – российском кино. О господи боже мой… за ЧТО?
Ведь российское кино – хуже любой порнографии. Даже любительской.
Вот честное слово, раньше мне было совсем наплевать, какую ерунду снимают Бондарчук, Михалков и компания. Они где-то там далеко, словно на Марсе, – а я у себя дома, порнушку по видео кручу. Вообще, что такое порно? Извините меня за высокий слог, это конкретное выхолащивание любви. Тупой показ крупным планом движений, напоминающих работу механизмов на заводе, – ну там поршень и всё такое, фабричная смазка, блестящие детали… Здесь не то что любовью, даже страстью не пахнет. Страсть, к слову, – тоже чувство, иногда она поражает сердце сильнее любви, вспыхиваешь и сгораешь без остатка. Так вот, опуская лирику… Наши современные фильмы о войне – чистейшее порно: пустая красивая картинка плюс много бездушной механики. Смотреть да воздушную кукурузу жевать, попкорн wars: недаром у «Сталинграда» рейтинг «двенадцать плюс»… Фаст-фуд для детей – не война, а придурочный телевизионный гламур. Девушки на фронте, как на подбор, няшечки-красавицы – курносенькие, личики в веснушках, завитые кудри (интересно, где их в окопе завивать?), чистенькие гимнастёрочки и платьица, бегают между бойцами (те в них нежно влюбляются), бинтуют чистейшей марлей раненых, поют, плачут и драматично умирают в самом разгаре БОЛЬШОЙ ЛЮБВИ, благо так жальчее. Мечтательных и красивых девушек в российских военных фильмах убивают с завидной периодичностью, немцы иначе не могут. У меня такое вчера было. Только познакомился с девчонкой, успел сказать «здрасте», спросить, как дела, так и всё – снайпер, сразу в сердце. Правда, в кино девушки при абсолютно любых смертельных ранах, даже в лоб разрывной пулей, всегда что-то скажут – признаются в любви, пожалеют об уходящей жизни, склонят головку набок и замрут с застывшими навеки глазами. Моя взяла меня за руку, произнесла: «Прощай, любимый…» – и померла.