– Серегина, – проговорила Полина, взяв себя в руки. Она порадовалась, что не назвалась своей нынешней фамилией, по мужу.
– А ваши родители не были знакомы с Летуновым?
– Я первый раз слышу его имя! – совершенно честно ответила Полина. – Вы думаете, моя мать могла позировать ему?
– Но согласитесь, что сходство просто поразительное!
– Всякое бывает, – пожала плечами Полина. – Встречаются ведь двойники знаменитых людей – артистов, исторических личностей. Так почему бы и мне не иметь двойника? Впрочем, вы, кажется, преувеличиваете мое сходство с портретом…
Полина допила кофе, поблагодарила Масальского и сказала, что ей пора уходить.
Павел Леонидович с сожалением простился с ней и вернулся в банк.
Но Полина, вместо того чтобы уехать, выждала четверть часа и снова вошла в здание банка. Не задерживаясь в операционном зале, она прямиком направилась в кабинет Дроздовой.
Вера Валентиновна, оторвавшись от бумаг, приветливо улыбнулась ей:
– Ну как, вы уже что-то надумали? Уважаю людей, которые быстро принимают решения!
– Да, меня очень заинтересовал художник Летунов. Могу я посмотреть его работы? В первую очередь портреты…
Вера Валентиновна заметно поскучнела:
– К сожалению, мы больше не работаем с этим художником. Мы действительно один раз взяли на пробу несколько его работ, но почти ничего не удалось продать… Может быть, вы посмотрите портреты Владимира Пятакова? Они отличаются глубоким психологизмом и проникновением в образ…
– Но меня заинтересовал именно Летунов!
– Очень хотела бы вам помочь, но не могу.
– Как жаль! – притворно огорчилась Полина. – Но, может быть, у вас сохранились какие-то его координаты?
– Одну минутку… – Дроздова достала толстый блокнот с логотипом банка, полистала его и подняла глаза: – Записывайте: Двадцать третья линия Васильевского острова, дом семнадцать, квартира сорок восемь.
Полина поблагодарила Веру Валентиновну, вышла из банка и почти сразу увидела маршрутку, которая ехала на Васильевский остров.
Васильевский остров – это Петербург в миниатюре: здесь можно найти и чудные уютные переулки с сохранившейся булыжной мостовой и милыми особняками восемнадцатого века, и многоэтажные доходные дома второй половины века девятнадцатого, и изящные здания в стиле модерн, созданные архитекторами начала двадцатого столетия, и постройки из стекла и металла века двадцать первого. Здесь еще сохранились тихие зеленые уголки, примыкающие к Смоленскому кладбищу, а совсем рядом с ними – мрачные кирпичные корпуса с бесконечными проходными дворами, где, кажется, бродит призрак Родиона Раскольникова, пряча топор под полой поношенного пальто.
Именно возле такого дома оказалась Полина, выйдя из маршрутки на углу Большого проспекта и Двадцать третьей линии. На другой стороне проспекта красовалось старинное здание пожарной части с изящной башней, перед ним стоял удивительный памятник героическим пожарным, отдаленно напоминающий Лаокоона, где роль змей исполняли пожарные шланги. Но семнадцатый дом семиэтажной кирпичной громадой нависал над проспектом, наводя случайных прохожих на самые мрачные мысли. Казалось, здесь часто должны были случаться самоубийства и жуткие преступления.
Полина обошла дом, но на подъездных табличках не нашла нужной квартиры.
Возле круглосуточного магазина толклась небольшая группа молодежи, лениво препираясь и потягивая пиво. Полина опасливо обошла эту группу и нос к носу столкнулась с высоким пожилым человеком, который выгуливал симпатичную любознательную таксу. Кроме таксы, незнакомец обращал на себя внимание длинными, изящно закрученными усами и черным вязаным беретом, из-под которого ниспадали на плечи черные кудри.
«Наверняка художник!» – подумала Полина и обратилась к прохожему с вопросом, не знает ли он, где находится сорок восьмая квартира.
– Вы к Марфочке? – оживился мужчина и выразительно переглянулся с таксой. Та обнюхала Полину и одобрительно тявкнула, видимо, выставив положительную оценку, после чего хозяин сообщил Полине, что ей нужно пройти в третий двор, свернуть направо и подняться по лестнице на самый верх.
Полина поблагодарила его, улыбнулась собаке и углубилась в лабиринт василеостровских дворов. Такса проводила ее сочувственным взглядом.
Первый двор был довольно просторным, здесь имелись детская песочница, пара лавочек и даже несколько чахлых деревьев, чудом выживших в мрачной атмосфере Васильевского острова. В песочнице старательно строил светлое будущее трудолюбивый упитанный ребенок, его молодая мама читала дамский роман в гламурной розовой обложке, искоса поглядывая на свое чадо.
Второй двор оказался гораздо меньше, тут не было ни деревьев, ни лавочек, только ржавел остов разбитых «жигулей» да два драных кота выясняли отношения. На капоте «жигулей» сидела тощая серая кошечка. Она судорожно умывалась, делая вид, что разборки котов не имеют к ней никакого отношения.
Третий двор был еще меньше. В нем уже не поместилось ничего, кроме пары мусорных баков. Именно там, за баками, Полина увидела полуоткрытую дверь, про которую, по всей видимости, говорил владелец таксы. Она криво висела на ржавых петлях и грозила вовсе отвалиться. За нею начиналась лестница, на редкость узкая, крутая и грязная. Кроме того, удивительно темная, вполне соответствуя характерному названию «черный ход».
Полина начала восхождение.
Первые три этажа преодолела без особого труда, к четвертому начала выдыхаться, на пятом вынуждена была сделать небольшую передышку.
На ступеньках между пятым и шестым этажами сидел мужчина в ватнике, офицерских брюках и резиновых галошах на босу ногу. Уставившись на Полину совершенно пьяным взором, он потряс головой и проговорил заплетающимся языком:
– Ты… ик… кто? Ты к-куда? Чужие здесь не ходят! Говори чес-сно: ты человек или глю… галлюцинация?
– Галлюцинация, – ответила Полина, осторожно обходя аборигена.
– А… Ну, тогда ладно, – успокоился тот и подвинулся, пропуская Полину.
После шестого этажа лестница стала еще уже и круче.
«Снова гадание правильным оказалось, – усмехнулась про себя Полина, – были картины, а вот и лестница…»
Полина думала, что ее восхождение подходит к концу, поскольку с улицы дом выглядел семиэтажным. Однако впечатление оказалось обманчивым: после седьмого этажа лестница продолжилась, сделавшись до того крутой и узкой, что на ней вряд ли смогли бы разойтись не то что два человека, но даже два кота средней комплекции.
И только преодолев этот последний, самый трудный участок пути, Полина увидела дверь, на которой зеленой масляной краской был написан нужный ей номер – сорок восемь. Хотела позвонить, но звонок был оторван и висел на проржавевшем проводе.
Тогда она постучала в дверь. Сначала скромно – костяшками пальцев. Но звук получился слишком тихий, и на него никто не отозвался. Тогда Полина постучала кулаком.