– А если я откажусь? – И смело взглянула в глаза Степанову, изображая Зою Космодемьянскую. Во всяком случае, именно так, по моим представлениям, должна была выглядеть гордая, не сломленная фашистами особа.
На Игорька мое театрализованное представление не произвело ровным счетом никакого впечатления. Он лишь равнодушно пожал плечами.
– Помнишь, в самом начале разговора я упомянул, что есть несколько сценариев развития событий? – Я утвердительно кивнула. – Так вот, если ты откажешься, дела пойдут иным, менее приятным для тебя, путем. Во-первых, ты вылетишь с работы с «волчьим билетом». Я лично прослежу, чтобы тебя не взяли ни в одно издательство. Даже в воронежскую «Вечерку». Пойдешь на улицу пирожками торговать. Разумеется, тоже не в столице.
Холодок пробежал по моей спине. Я была уверена – Степанов свое слово сдержит. С особым удовольствием испортит мне жизнь.
– А во‑вторых? – поинтересовалась я.
Степанов уставился на меня так, будто впервые видел.
– А тебе мало во‑первых? Что будет во‑вторых, я не придумал, но не сомневайся, надо будет, сочиню и во‑вторых, и в‑третьих, и в‑четвертых. Фантазии у меня хватит.
Отчего-то я ему верила.
– Знаешь, почему я – это я, а ты – это ты? – Игорька потянуло на философствование. – Потому что я не боюсь решать сложные задачи, а ты привыкла действовать наверняка. Так и будешь до старости свои гороскопы писать? Ты только подумай, какие перспективы перед тобой открываются! Ведь, если все выгорит, Селиверстов тебя щедро наградит. Очень щедро. Поверь, его возможности безграничны. И человек он не жадный. Хочешь, прямо сейчас подпишем контракт, что по возвращении в Москву тебе подарят квартиру и машину, а на твой счет перечислят 20 тысяч долларов?
Щедрость Степанова не произвела на меня никакого впечатления. В данный момент меня интересовало совсем другое.
– А что будет, если дело не выгорит? Что, если меня раскроют?
Игорек вновь пожал плечами:
– Конечно, такой вариант развития событий нельзя исключить. Хотя и допускать все же не стоит. Для нас это будет означать неприятности. Стандартные и вполне решаемые. А вот что будет с тобой, даже думать не хочу. Это я не для того, чтобы запугать, но исключительно, чтобы простимулировать. В твоих же интересах сделать все, чтобы тебя не разгадали.
Меня передернуло. Этот гад даже не скрывает, что кинет меня при первой же возможности на съедение волкам.
– Хорошо, – я зловеще улыбнулась, – а если я перейду на сторону врага? Возьму и «солью» вас Карасику. Сам же отмечаешь его сентиментальность. Влюблю этого типа в себя, а потом душу раскрою. В ноги бухнусь. Бес, мол, попутал, Селиверстов запугал. Не боитесь, что из-за моей откровенности весь ваш план накроется медным тазом?
Если честно, я ожидала от Степанова какой угодно реакции, но только не такой. Неожиданно для меня парень расхохотался. Он смеялся так заразительно, что при других обстоятельствах я бы непременно к нему присоединилась. Однако сейчас мне было явно не до веселья. Наконец, вдоволь нахохотавшись, Игорек достал из кармана пачку сигарет, извлек из нее одну и принялся разминать между пальцами.
– Деточка, какая же ты наивная и неискушенная! – Эти слова мужчина произнес едва ли не с умилением. – Пожалуй, в этом и заключается твоя сила. Но, видишь ли, это же является и твоей слабостью. Будь у тебя чуть больше жизненного опыта, ты бы знала, что когда дерутся титаны, людям лучше не вмешиваться. Тебя растопчут, словно букашку. Пойми, если выяснится, что за всей этой историей стоит Селиверстов, для него это не будет означать ровным счетом ничего. Еще одна неприятная ситуация, которых в его жизни были тысячи, если не миллионы. Коммерческий шпионаж – дело нечистое, но в МОЕМ мире никого этим не удивишь и не шокируешь. А вот ты дело иное. Как Карасик отреагирует на известие о поруганном большом и светлом чувстве, никто не знает. Предположим, звезды сложатся в твою пользу, и Андрей проявит благосклонность, отпустит тебя на все четыре стороны. Но ведь есть же еще мы, – Степанов хищно оскалился. – Сама понимаешь, что будет дальше: ночь, улица, фонарь, пирожки. И все это где-то на окраине Воронежа.
Мужчина потянулся и демонстративно посмотрел на часы.
– Ну что, будем продолжать перебирать варианты или достаточно? – произнес он.
Что мне оставалось? Глотая слезы, я смогла выдавить из себя только одно слово:
– Вполне.
– Ну, вот и славно. – Степанов поднялся. – А то я порядком утомился этой историей. Столько усилий ради очевидного исхода, – он театрально зевнул. – Ладно, пора и честь знать.
Я сидела в оцепенении, уставившись в одну точку. И только когда хлопнула дверь, возвестив об уходе Степанова, пришла в себя. Мне вдруг стал ясен смысл выражения «абсолютно пустая голова». По идее, должен был сработать инстинкт самосохранения, заставив мозг лихорадочно работать, выдавая одну гениальную идею за другой. Ан нет. Мыслей не было вовсе. Никаких.
Наконец я встала и пошла в ванную. Разделась, включила воду, встала под душ. Вода стекала по волосам, смывая остатки гелей, муссов и лаков, делавших мою прическу безупречной. Я надеялась, что жидкость, подобно селевому потоку в горах, унесет с собой в канализацию и весь негатив встречи со Степановым. Увы, все, что могла сделать живительная влага, – это смыть с лица дорогие тушь, тени и пудру. Да и то не до конца. Мой взгляд поймал искаженное отражение на хромированном «барашке» смесителя, и я расхохоталась, увидев то, во что превратилась буквально за полчаса. Мокрая курица – вот выражение, которое метко описывало мой внешний облик. Вселенская дура – фраза, соответствующая внутреннему содержанию.
Глядя на размазанную под глазами тушь и слипшиеся пряди волос, я вдруг осознала, что пришло время, и прекрасная принцесса превратилась даже не в Золушку, а в пустую тыкву. Фея на поверку оказалась злобным колдуном, а принц – реальной угрозой не то что благополучию, но и жизни.
Я не ошиблась лишь в одном – все происходящее действительно напоминало сказку, только очень страшную и современную. Ту, где вполне возможен и даже весьма вероятен плохой финал.
Взяв пену для умывания, чтобы смыть остатки косметики, я обнаружила, что флакончик пуст. Более того, пена закончилась уже очень давно, а я все забываю купить новую. Пришлось использовать обычное мыло. Стоит ли упоминать, что оно тут же противно стянуло кожу?
Ну и пусть, упрямо подумала я. В конце концов, зачем сохранять красоту, молодость и свежесть? Вполне возможно, жить мне осталось недолго.
Очень хотелось реветь, так как слезы наверняка бы принесли реальное облегчение, но их не было. Впрочем, как и сил «травить» себе душу, сознательно вызывая бурные эмоции.
Неделя прошла как в тумане. Степанов больше не объявлялся. На работе меня освободили от всех обязанностей, даже гороскопы передали Наде из отдела писем. Сначала я еще исправно появлялась по месту службы, но потом, поняв, что никто там меня не ждет, попросту перестала выходить из дома.