За беготней прошло полдня. Пока Тихон получал удостоверение, в столовой прошел обед, и, когда он туда заявился, столовая опустела. Но Тихона покормили – слышали уже о его злоключениях. А потом еще нужно было попасть на вещевой склад – получить у старшины погоны и звездочки.
Вернувшись в казарму, Тихон упал на топчан, как был – в комбинезоне и сапогах. Парни из его экипажа уже со спящего стянули сапоги, сняли ремень с кобурой и шлем. Он же при этом даже не шелохнулся, настолько сильно вымотался.
Только утром, после завтрака, он сменил погоны на гимнастерке. Остальные летчики успели сделать это днем раньше, поскольку приказ касался многих, почти половина пилотов имела офицерские звания. Была, конечно, нелепость в том, что в экипаже командир – сержант, а штурман – офицер. По уставу не должен военнослужащий рядового или сержантского звания отдавать приказы офицерам. Однако такое было сплошь и рядом, поскольку пилот в самолете – это командир воздушного судна.
Парни, получившие звание вчера, успели уже его обмыть, и Тихону прозрачно намекнули, что по старой традиции обмыть его звездочки надо. Только Тихон чувствовал себя скверно. Его познабливало, болела голова и ломило суставы, видимо, простыл.
И вместо того чтобы «обмыть» с друзьями лейтенантские звездочки, он поплелся в медпункт – пусть хоть аспирин дадут. Об антибиотиках и прочих лекарствах тогда не слышали, хотя Флеминг пенициллин уже создал, и на Западе его выпускали.
– Ой, товарищ летчик, у вас же температура! – посмотрев на градусник, воскликнула военфельдшер Тонечка. Девушкой она была молодой, но строгой, вольностей себе не позволяла, хотя желающих вкусить женской ласки было много. Все парни бравые, всех украшала черная морская форма, выправка, у многих награды. Кто из женщин устоит?
– Я кладу вас в лазарет, и молчите, и не спорьте! Сейчас позвоню руководителю полетов. Вам полечиться надо, хотя бы дней пять.
Тихон поднялся со стула.
– Без вас Гитлера не добьют. А сейчас приказываю – в палату!
В лазарете были две палаты для больных или легкораненых. Тех, у кого раны были посерьезнее, отправляли в госпитали Мурманска или Архангельска.
Сейчас в маленькой палате на четверых был только один пациент.
Для Тихона получился отпуск на пять дней. Чистое белье, тепло, еду из столовой в лазарет в термосах приносят. Прямо санаторий!
Когда он подлечился, механик его обрадовал:
– Отремонтировали аппарат, к полету готов!
– Спасибо! Выручил меня «амбарчик», можно сказать – от смерти спас.
На следующий день Тихону уже предстоял новый вылет. Задание было несложным – ночная бомбардировка Петсамо. Не прогулка, конечно, но с предыдущим вылетом не сравнить.
Отбомбились удачно и уже возвращались к себе, как хвостовой стрелок доложил:
– Слева девяносто вижу воздушный бой! Кто-то дымит.
Тихон подвернул самолет влево.
Рассвет только начинался. На западе небо было еще темным, а на востоке уже светло. И как стрелок увидел дымящую машину, просто загадка.
Над «амбарчиком», летящим на малой высоте, прошли два «мессера». Не заметили или погнушались гидросамолетом? Скорее всего, топливо было на исходе.
Тихон развернул самолет на девяносто градусов влево и своими глазами увидел, как в воду опускается парашютист. Еще два купола плавали на поверхности.
– Садимся на воду, всем смотреть!
По этой команде носовой стрелок наблюдал переднюю сферу – нет ли плавающих обломков сбитого самолета или членов экипажа. Иной раз сбитый самолет долго держится на воде, медленно набирает в фюзеляж воду. А крылья, особенно если топливо в бензобаках выработано, могут вообще не тонуть, пустые баки служат понтонами. Врезаться в них на скорости – значит пробить днище со всеми втекающими в фюзеляж последствиями.
Задний стрелок наблюдал за верхней и задней полусферами. В момент посадки любой самолет – хоть колесный, хоть гидро – очень уязвим.
Толчок, плеск воды, самолет подпрыгнул на редане и побежал на воде. Скорость упала, и «амбарчик» осел в воду.
– Парни, высматривайте экипаж! Времени мало, могут замерзнуть или утонуть.
Довольно быстро они подобрали первого члена экипажа – это оказался летчик бомбардировщика Пе-2. Носовой стрелок бросил ему веревку, пилот ухватился за нее, и стрелок буквально втащил его на носовую обшивку. Летчик тяжело дышал, с комбинезона текла вода. Однако он сразу попросил:
– В воде еще двое моих, сам видел парашюты. Я покидал машину последним. Надо искать.
Но и так было понятно, что надо.
Тихон развернул самолет и двинулся на малом ходу.
Подобранный летчик протиснулся в кабину к Тихону и плюхнулся на второе сиденье.
– Спасибо, земляк! Думал уже – конец. По рации сообщить не успел, слишком быстро все произошло. Вынырнули сбоку, дали пулеметную очередь, и самолет сразу задымил, перестал слушаться рулей. А «худые» в сторону, сволочи, и были таковы!
– Видел я пару, над нами прошли.
– Во-во, они самые. Гляди! – летчик вскочил и показал рукой.
В море, слева от «амбарчика», виднелась голова второго члена экипажа. Она то появлялась, то опять скрывалась под водой. Вот человек на воде вскинул руку, пытаясь привлечь к себе внимание.
Тихон направил самолет в его сторону. Стрелок сбросил ему веревку, но человек на воде не смог удержать ее закоченевшими руками.
– Вокруг груди обвяжи! – закричал ему стрелок.
Получилось со второй попытки, и едва спасенный оказался на борту, как пилот воскликнул:
– Штурман мой! – и через дверцу втащил его в кабину.
Стало очень тесно, видимости вправо и влево – никакой. С одежды штурмана текла вода, и он с трудом держался на ногах.
– Бомбер, уведи его в средний отсек. Мешаете здесь, обзора нет.
Пилот «пешки» кивнул, открыл дверцу и поддержал под руку штурмана, пока тот протискивался в отсек. Маловаты дверцы для людей в меховых комбинезонах.
Сам летчик из кабины не ушел, а стал осматривать море в своем секторе. Но ни оба стрелка, ни Тихон, ни пилот «пешки» третьего члена экипажа не видели. Надежда, что бортстрелка удастся обнаружить живым, таяла с каждой минутой. На то, чтобы выжить в ледяной воде, природа отвела человеку максимум двадцать минут, потом – смерть от переохлаждения. И это понимали все в самолете.
– Командир, – нарушил молчание носовой стрелок, – сбрось обороты до холостого. Я во весь рост на носу встану, все повыше будет, повиднее.
– Только веревкой обвяжись.
Понятно, если сорвется, можно быстро вытащить. От водяных брызг обшивка самолета скользкая, да еще и самолет на волнах качает.
Стрелок обвязался веревкой вокруг пояса, выбрался на нос, широко расставил ноги и стал медленно поворачиваться. Внезапно он прыгнул в люк и заорал через открытую дверцу: