Каждое мое попадание встречалось восторженными криками рязанцев и бессильными выстрелами из луков со смоленских стен. Наконец полякам это надоело, и за мной устроили охоту. Выйдя в поле, я удачно улегся и, поймав удобный момент, сделал выстрел, увеличив личный счет еще на одного. Вдруг в ответ раздался пушечный выстрел и через мгновение второй с другого бастиона. Хотя выстрелы оказались неточны, ядра взрыли землю в десятках метров от меня, я понял, что однообразная тактика меня подвела, почти каждый раз я выбирал одну и ту же позицию. Если бы пушкари стали стрелять не ядрами, а картечью, не сносить бы мне головы. Решив не искушать судьбу, я быстро покинул позицию. Впредь будет наука, надо каждый раз менять место выстрела и при этом маскироваться под местность. Понятия о маскировке у обеих сторон не было никакого. Ратные люди были одеты в яркие одежды, носили шапки вызывающих цветов – красного, например, и на фоне окружающей местности сразу бросались в глаза. Надо было браться за ум. Побродив среди тыловых повозок, я выпросил кусок сети, из кусков старых тряпок – зеленой, коричневой, серой, черной вырезал ножом необходимых размеров кусочки и взялся пришивать к сетке. Вокруг собрались любопытные ополченцы, интересовались, для чего мне понадобилась столь странная сетка и какую такую рыбу я собрался ловить в Днепре. Каждый высказывал свое мнение, я же молча работал, что лишь разжигало любопытство. Закончив работу, я попросил всех отойти на десять шагов и отвернуться на несколько мгновений. В это время я бросился на землю и укрылся сеткой. Когда любопытные повернулись, раздались их растерянные голоса:
– А лекарь где? Неуж один убег рыболовить?
Сначала они переминались, затем стали бродить по площадке. Когда один наступил мне на руку, я вскрикнул и сдернул с себя сеть.
– Вот какую рыбу я собрался ловить.
Каждый подходил и сконфуженно щупал сеть, все стояли недалеко, и никто не мог понять, куда я внезапно подевался. Конечно, сказался эффект новизны, но если с десяти шагов меня не рассмотрели, то что говорить о крепости. Теперь единственное, что могло меня выдать, это был дым от выстрела. Порох существовал только дымный, после выстрела появлялся огромный клуб дыма, выдававший позицию, но с этим поделать было нечего.
На следующий день я сменил позицию и выбрался на нее рано утром, не так, как всегда, выбрав небольшое углубление, накрылся сетью. Поляки вели себя спокойно, ни о чем не подозревая. Вот на стене появилось несколько человек, один из них явно какой-то чин, в желтом жупане и голубой шапке. Вокруг него вертелись чины поменьше. Я тщательно прицелился, выстрелил. Дымок ветром отнесло в сторону, и я прекрасно увидел следы выстрела – шляхтич был поражен в грудь. Поляки как взбесились. Не видя меня под сетью, они беспорядочно обстреливали из луков и нескольких пушек открытое пространство. Не глухие ведь, узнавали звук выстрела моего ружья, он и в самом деле несколько отличался от других, был более резким, что ли. Похоже, я достал не маленького чина, поляки бесновались долго, и, когда они успокоились и перестали стрелять, я снова подловил на мушку неосторожно высунувшегося жолнежа. Тот кулем упал со стены в ров. Посчитав день успешным, собрал сеть и пошел к себе.
– Кого-то успешно подстрелил, лекарь, – сказал Сидор. – Видел я, как злились поляки, боялся, не зацепят ли тебя.
– Как видишь, обошлось.
Несколько дней наши не предпринимали активных действий, но затем выставили все имеющиеся пушки и стали методично обстреливать крепость, метя в ворота. К середине дня от ворот остались несколько досок, висящих на верхней перекладине. Но когда пешие ратники кинулись на приступ, крепость ожила и стала яростно огрызаться пушками и ливнем стрел. Пока в госпиталь не успели поступить раненые, я как мог помогал своим. Выдвинувшись поближе, я отстреливал лучников и вообще любого неосторожно выставившего свою голову. К сожалению, приступ был снова отбит с потерями для нас. Думаю, что и поляки понесли потери, но за крепкими стенами обороняться легче, и если есть припасы и продукты, отсиживаться за мощными стенами можно долго.
Почти месяц, то штурмуя по несколько раз в день, то бездельничая, мы просидели на одном месте. Все перезнакомились и периодически, чтобы не углядело начальство, пили пиво или бражку, купленные в ближайшей деревне. С каждым днем становилось прохладнее, осень вступала в свои права, и по ночам приходилось укрываться. Мне в шатре было неплохо, но надо было думать – скоро зарядят дожди и ни о какой осаде тогда и речи быть не может, хорошо бы унести ноги по раскисшим дорогам. Такая мысль посещала не меня одного, начальство, видно, думало о том же.
В один из дней нам объявили сбор. Перед строем выехал воевода, рассказал, как правильно и храбро мы воевали, но прибыл гонец, передавший, что, пользуясь отсутствием войск, на южные рубежи стали нападать крымские татары. Оставив для осады Смоленска несколько московских полков, мы уходим на свои земли. Новость приняли с радостью. Выход объявили на послезавтра. Дружно стали собирать имущество и вещи. Увидев, что госпиталь почти собран и уложен в ящики, осталось только погрузить на телегу, я в последней раз решил сходить с ружьем и послать полякам последний подарок. Я никогда не любил поляков – панов и шляхтичей – храбрых, удалых, но одновременно чванливых и заносчивых. Часто, не имея кроме громкого титула и имени гроша за душой, они тем не менее ставили себя вровень со своим королем. Выбрав позицию за валуном, накинул свою самодельную сеть и стал ждать. Вот между зубцами башен показались двое панов, внимательно разглядывавших, что это русские суетятся. По-моему, мишень была хороша, и я не упустил случая, влепил пулю в голову тому, что был повыше и одет, на мой взгляд, побогаче. Выстрел достиг цели, но в ответ на выстрел по выдавшему меня дыму поляки обрушили целую тучу стрел и несколько картечных выстрелов из пушки. Если бы не валун, прикрывший меня, не быть бы мне живым. После, когда обстрел стих, я увидел на валуне несколько крупных выщербинок от картечи. Обошлось, завтра уже он будет далеко от крепости. Конечно, сознание того, что поход выдался неудачным, мы не вернули город под крыло царя русского, огорчало.
Тронулись в обратную дорогу, те же деревни и реки, только как в ленте, пущенной в обратную сторону. Вот ушло в сторону калужское ополчение, отделились туляки. Колонна значительно уменьшилась и поредела. Дорога домой показалась короче, прошли мы ее быстрее, тем более подгоняла мысль о набегах татар.
Были в Рязанском княжестве татарские деревни, но это были оседлые татары, присягнувшие русскому царю, целовавшие на том саблю и в присутствии муллы, на Коране. Защищали свою землю при набегах они не хуже русских, участвуя и в совместных боях и походах. В основном их использовали в качестве легкой кавалерии и в разъездных дозорах.
Добравшись до рязанских земель, дружина прямиком направилась в Рязань, бояре же со своими оружными холопами кинулись по родным вотчинам, проверяя, не было ли набегов татарских, уцелели ли деревни. Я направился со своими ополченцами в жалованную мне деревеньку Власьево. Слава богу, все было цело, татары здесь не появлялись. Заодно осмотрел лесопилку, сахарный заводик и собрал дань для князя – вернее, дань уже лежала у старосты – в виде меда, репы, капусты, мехов. Крестьяне все это погрузили в телеги и присоединились к нашему обозу. В это неспокойное время охрана из ополченцев была кстати. В Рязани мы расстались – оброк на крестьянских телегах направился к княжескому двору, а ополченцы к моему дому. В кладовой Сидор принял от них оружие, заставив перед этим вычистить и смазать, я поблагодарил за службу и расплатился. Двое из ополченцев изъявили желание служить у меня дальше. Я посмотрел на Сидора, тот кивнул: