– Но она также охотно соглашалась подрабатывать у мисс Олдридж, когда миссис Бакли требовалась помощь. Похоже, Джанет Карпентер никогда не упускала возможности быть ближе к Олдридж. Почему? Ответ надо искать в ее прошлом.
– В Герефорде?
– Возможно. Думаю, кому-то из нас надо этим заняться. Город небольшой. Выяснить что к чему – много времени не займет.
– Не город, а городок, – уточнил Пирс. – Там нет собора. Не возражаю провести денек на природе, но, по-моему, пусть лучше едет сержант и женщина из полиции Сити. Хочешь, подождем, пока Дэлглиш с ними созвонится?
– Нет, давай не будем ждать. У меня чувство, что это может быть важно. Займись этим, а я прихвачу Робинса и навещу так кстати заболевшую Кэтрин Беддингтон.
Кэтрин Беддингтон жила на узкой улочке, приткнувшейся за Шепердз-Буш-Грин, где стояли одинаковые дома с террасами. Изначально здесь жили уважаемые представители викторианского рабочего класса, но сейчас улицу заселили молодые профессионалы, привлеченные близостью Центральной линии метро, а тех, кто работал в средствах массовой информации, устраивало соседство с телевизионными студиями и головным офисом Би-би-си. Покрашенные двери и сверкающие окна, наружные ящики с растениями создавали радостное впечатление, а из-за обилия припаркованных автомобилей Кейт и Робинс пришлось кружить минут десять, прежде чем они отыскали свободное местечко.
Дверь дома номер 19 открыла полная молодая женщина в брюках и широкой голубой блузе. Темно-каштановые кудрявые волосы, разделенные на прямой пробор, торчали кустиками-близнецами по обеим сторонам миловидного лица. Ясные глаза за очками в роговой оправе сумели за два быстрых взгляда оценить пришельцев. Не успела Кейт произнести и нескольких слов, как она сказала:
– Достаточно. Мне не нужно видеть ваши удостоверения или чем вы там еще выхваляетесь. Полицейских я секу с первого взгляда.
– Особенно когда они загодя звонят, – сказала мягко Кейт. – Мисс Беддингтон достаточно хорошо себя чувствует, чтобы с нами встретиться?
– По ее словам, хорошо. Кстати, меня зовут Труди Мэннинг. Я прошла уже половину учебного курса. И еще я подруга Кэти. Надеюсь, вы не будете возражать против моего присутствия при вашей беседе?
– Нисколько, если захочет мисс Беддингтон, – ответила Кейт.
– Этого захочу я. В любом случае моя помощь понадобится. Я ее алиби, а она – мое. Думаю, вы за этим и пришли – установить, есть ли у нас алиби. Все знают, что имеется в виду, когда говорят о помощи расследованию. Кэти – там.
В доме было тепло, и сама атмосфера куда гостеприимнее слов Труди Мэннинг. Девушка привела их к комнате налево от холла и пропустила внутрь. Залитая светом комната тянулась вдоль всего дома. В глубине на белых полках размещалась целая оранжерея, и Кейт мельком увидела за горшками с геранью, разноцветными видами плюща и лилий небольшой, огороженный садик. Газовый свет, имитирующий огонь искусственных углей в старинном камине, приглушался ярким солнцем. Эта комната излучала уют, тепло и благополучие.
Кейт подумала, что такая атмосфера подходит для той молодой женщины, которая, поднявшись с низкого кресла перед камином, приветствовала их. Перед ними стояла натуральная блондинка. Гладко зачесанные назад и стянутые розовым шифоновым шарфиком волосы были как лен, над синими с фиолетовым отливом глазами красиво изогнулись брови, черты лица были изящные и правильные. Для Кейт, чуткой к красоте, как мужчин, так и женщин, чего-то в ней не хватало – искорки оригинальной индивидуальности или притягательной сексуальности. Лицо было слишком уж безукоризненным. Возможно, это была та женская красота, которая быстро сменяется смазливостью, а к старости вообще исчезает. Но сейчас даже волнение и следы недавней болезни не смогли разрушить эту безукоризненную красоту.
– Сожалею, что вы были нездоровы, – сказала Кейт. – Вы уверены, что вам не трудно говорить с нами? Мы можем прийти в другое время.
– Благодарю, но лучше поговорить сейчас. Со мной все в порядке. Просто печеночная колика – что-то не то съела или какой-то вирус. Скажите, что случилось? Ее проткнули ножом? В четверг мне об этом рассказал по телефону мистер Лэнгтон, и в утренних газетах сегодня сообщали, но толком ничего не известно. Простите… садитесь, пожалуйста. На диване удобно.
– Пока особенно нечего рассказывать, – сказала Кейт. – Мисс Олдридж убита ножом в сердце вскоре после семи сорока пяти в среду вечером. Предположительно собственным стальным ножом для разрезания бумаги. Вы помните этот нож?
– Этот кинжал? Скорее уж кинжал, чем нож для разрезания бумаги. Она держала его в верхнем правом ящике и вскрывала им почту. Страшно острый. – Она помолчала и тихо спросила: – И нет сомнений, что тут убийство? Может, все-таки несчастный случай? Она не могла сама это сделать?
Молчание полицейских было достаточным ответом. Помолчав, мисс Беддингтон продолжала:
– Бедняга Гарри! Какой шок для него – найти ее в таком виде. Мистер Лэнгтон сказал, что именно Гарри первый ее увидел. Но хуже всего ему – я имею в виду мистера Лэнгтона. Совсем перед концом его срока. Его дед был главой коллегии перед ним. «Полет-Корт» – вся его жизнь. – Фиолетовые глаза увлажнились. – Это убьет его.
Возможно, чтобы снять напряжение или по какой другой причине, известной только ему, Робинс сказал:
– Прекрасная комната, мисс Беддингтон. Трудно поверить, что находишься всего в нескольких милях от Мраморной арки. Это ваш дом?
Кейт сама хотела задать этот вопрос, но не решалась, понимая, что никаких оснований для этого нет: жилищные условия мисс Беддингтон вряд ли забота полиции. У Робинса этот вопрос прозвучал естественно, как бы само собой, и Кейт в очередной раз подумала, что его взяли на службу ради того, чтобы робкие или недоверчивые люди поверили, что столичная полиция в достаточной мере укомплектована «маменькиными сынками». Он был верным прихожанином местной методистской церкви, не пил, не курил и был проповедником без духовного сана. В то же время он принадлежал к самым скептически настроенным офицерам, с какими только работала Кейт; его оптимистические прогнозы по части исправления человеческого характера странным образом сочетались с ожиданием худшего, которое Робинс принимал безропотно и с твердостью, не идущей на компромиссы. На вопросы Робинса редко обижались, а лживые ответы сразу бывали раскрыты.
Сидящая напротив подруги, явно в роли сторожевого пса, Труди Мэннинг хотела было протестовать, но потом передумала, возможно, решив, что полезнее отложить протесты до более коварных вопросов.
– Вообще дом папочкин, – ответила мисс Беддингтон. – Он купил его для меня, когда я поступила в университет. Я живу здесь с Труди и еще двумя друзьями. У каждого по жилой комнате, кухня и столовая общие. Мы с мамой выбрали этот дом, потому что он близко от Центральной линии. Я выхожу на Чансери-лейн и иду пешком до коллегии.
– Не обязательно рассказывать семейную историю, Кэти. Разве ты не учишь своих клиентов: чем меньше рассказываешь полиции, тем лучше? – вмешалась Труди.