Павел расставил танки на позициях. Между ними получилась дистанция в 300–350 метров. Таким образом, простреливаемых зон практически не было. Свой танк он поставил последним, подальше от танка командира роты, в душе надеясь выбрать подходящий момент и сбежать. На данную минуту его останавливало пока то, что немцы укрепили свой передний край. Перед траншеями в два ряда была натянута колючая проволока, а на «нейтралке» установлены противопехотные и противотанковые мины. В самих траншеях через 30–50 метров были оборудованы пулеметные гнезда. Немного вглубь от траншеи стояли ротные 50-миллиметровые и батальонные 80-миллиметровые минометы. Ну а уж дальше – танки 507-го батальона «Тигров».
Перебраться через передний край, даже ночью, было затруднительно, практически невозможно. Павел, как и все командиры взводов и рот батальона, был в передовых траншеях для рекогносцировки и согласования действий с пехотой и сам, своими глазами видел укрепления. И тем не менее надежды не терял. В минных полях были оставлены коридоры для прохода танков – танкисты их отметили на картах. Вернее, мины были, но только противопехотные. Если танк наедет на такую мину, ему вреда не будет, даже гусеницы не пострадают. А вот пехотинцу не поздоровится. Противопехотные мины срабатывают от небольшого нажатия и запросто отрывают ноги или калечат.
В последнее время немцы стали применять прыгающие мины, прозванные «лягушками». При нажатии ногой на взрыватель они взводились, а стоило убрать ногу, подбрасывались из земли на полметра и взрывались. От такой мины область поражения больше, убивало и ранило не только наступившего на нее, но и людей, находящихся поблизости.
Планам Павла в отношении побега сбыться было не суждено, жизнь его изменилась внезапно и самым неожиданным образом. В батальон прибыла инспекторская проверка. В штабе батальона суетились с бумагами, Павел же был спокоен. Танки его взвода технически исправны, экипажи к бою готовы, укомплектованы, боезапас в наличии. Да и если проверяющие найдут мелкие нарушения, то как накажут? На фронт пошлют? Так он и так уже на фронте. До передовой траншеи 400 метров, дальше полкилометра «нейтралки» – и позиции русских. Потому Павел не дергался, встретил проверяющего с достоинством. Он показал оберсту из инспекции проходы на карте, простреливаемые зоны.
– Я бы хотел лично осмотреть позиции танков взвода, – заявил оберст.
– Так точно! – вытянулся перед ним Павел.
Но когда вместе с Павлом и инспектором попытались пойти другие офицеры, оберст их остановил:
– Господа, я сам в состоянии оценить позиции и поговорить с командиром взвода.
Командир роты состроил страдальческую мину на лице.
Полковник, не спеша, шел рядом с Павлом.
– Герр оберст, – решил предупредить его Павел, – участок впереди простреливается русскими снайперами. Может, обойдем? – Он показал на рощицу слева.
– Дистанция слишком велика, у русских нет таких снайперов. А шальным пулям я, немецкий офицер, кланяться не привык! – вдруг высокопарно заявил оберст.
На его месте Павел не стал бы заявлять так опрометчиво. Не далее как позавчера здесь же, на этом месте, был убит пулей в голову немецкий пехотинец. И каска не помогла.
Оберст не спеша шел по открытому участку, явно демонстрируя бесстрашие и презрение к смерти. Однако он не успел сделать и десятка шагов, как взмахнул руками и упал навзничь. Только потом до Павла донесся далекий звук выстрела.
Павел инстинктивно бросился на землю рядом с оберстом. Выждав с полминуты, повернулся к нему и увидел остановившиеся глаза полковника. Искать пульс было бесполезно. На правой стороне головы виднелось входное пулевое отверстие, по щеке не спеша сползала тоненькая струйка крови. Выходного отверстия не было – из-за большой дистанции выстрела пуля не смогла пробить голову навылет.
Павел, пригнувшись, кинулся назад – сообщить офицерам батальона о смерти инспектора. Все оторопели. Как же, полковник из штаба группы армий «Центр» убит! Понятно, что война без потерь не бывает, но начальство положено беречь.
Командир батальона от такого известия побагровел:
– Лейтенант, почему вы не уберегли оберста?
– Я предупреждал его о русском снайпере и предлагал обойти опасный участок, но он не внял моему предупреждению.
Офицер подошел к точке, откуда хорошо было видно место гибели оберста, поднес к глазам бинокль. Тело убитого так и лежало на прежнем месте.
– Надо вынести тело, – ни к кому не обращаясь, сказал командир батальона.
Все офицеры дружно повернули головы в сторону Павла. Вроде как сам виноват – сам и рискуй, вытаскивая тело убитого офицера.
Павел вздохнул. Получить пулю от русского снайпера ему вовсе не хотелось.
Пригнувшись, он метнулся к оберсту, ухватил его за обе руки и потащил. Когда Павел благополучно выбрался в безопасное, непростреливаемое место, сразу подскочили добровольные помощники и, взявшись за ноги оберста, помогли Павлу вынести его. Уложив его на землю, офицеры осмотрели голову.
– Да, тут поработал снайпер. Хорошо стреляет этот русский.
– Черт с ним, со снайпером! Что мы в штаб докладывать будем?
Павел не стал слушать дальнейшие разговоры. Вот удобный случай, и надо им воспользоваться.
– Я раздавлю этого снайпера, раскатаю его по земле, превращу в кровавое месиво! – закричал он и кинулся через открытый участок.
Павел рассчитывал, что на быстром бегу снайпер попасть в него не сможет. И если сейчас рвануть на танке через передовую на «нейтралку», офицеры батальона примут его бесшабашный поступок за аффект, за желание отомстить за погибшего оберста и хоть как-то загладить свою вину.
Павел подбежал к «Тигру». Экипаж возился в капонире.
– Все от машины! – скомандовал Павел. Сам же нырнул в люк и захлопнул его. запустил двигатель, взглянул на приборы. Давление масла было в порядке.
Дав задний ход, Павел выехал из капонира, объехал укрытие и направился к переднему краю. Смотровую шторку поднял до отказа вверх. Так виднее, а ему надо попасть в «коридор» на минном поле, свободный от противотанковых мин. Он видел, как немецкие пехотинцы шарахались в траншеях в разные стороны. Танк мягко качнулся, переваливая через траншею, и сбил колья с колючей проволокой.
И вот он уже на «нейтралке». Павел выжал газ до упора. Однако инструкцией не положено на грунте развивать скорость выше 20 километров. Но чего жалеть вражескую машину?
Немцы не стреляли. По-видимому, они полагали, что Павел взбешен гибелью оберста и поехал на «нейтралку» раздавить снайпера.
Русские просто не поймут, что происходит. Ведь перед атакой всегда следует артиллерийский налет, а уж потом идут пехотинцы и танки. А сейчас по полю прет одинокий танк – не иначе танкист сошел с ума.
Никто не стрелял с обеих сторон, все выжидали. А Павел давил на педаль газа и молил судьбу, чтобы не попасть теперь уже на русские мины.