Три T-IV вспыхнули сразу, затем – еще один.
Дистанция до цели – полтора километра, и немецкие пушки на T-IV на такой дальности пробить броню на самоходках не могли. Но попадания по рубкам были.
Броня на наших танках и самоходках была твердой, закаленной, и при попадании снаряда в корпус боевой машины – даже если не было сквозного пробития – давала осколки с внутренней стороны. У немецких же бронемашин броня была более вязкой из-за присадок и вторичных осколков не давала. К тому же у немцев броня изнутри оклеивалась слоем пробкового дерева. Снаружи на броню немецких танков – особенно современных вроде «Тигра» и «Пантеры» – наносился слой «циммерита», не дававший сработать противотанковым гранатам пехоты, поскольку он не намагничивался.
Не выдержали немцы – танки попятились и скрылись за лесом. Издалека, а для непосвященных – и вблизи – отличить новую «сотку» от СУ-85 было невозможно. А у СУ-85 и корпус броневой потоньше, и орудие послабее. Правда, была выпущена небольшая партия СУ-85М, имевшая корпус «сотки», но орудие 85-миллиметровое.
Самоходки дошли до леса, из-за которого выползали и затем скрылись немецкие танки, и нарвались на сильное сопротивление. Танки не ушли совсем, они рассредоточились, укрылись в складках местности и открыли огонь. Дистанция до них была всего метров 400–500 – на таком расстоянии преимущество более мощных пушек «соток» уже не играло решающей роли.
Вспыхнула одна самоходка, остановилась другая – ее покидал экипаж…
По корпусу самоходки Павла раздался сильный удар. Но пожара не было, двигатель работал, самоходка шла вперед. Павел решил, что сквозного пробития нет, и приказал по ТПУ:
– Игорь, доверни влево двадцать – и остановка.
Но самоходка продолжала двигаться вперед.
– Игорь, доверни и тормози! – повторил Павел приказ.
В ответ – никакой реакции. Самоходка шла на танки.
В этот момент закричал наводчик:
– Командир, похоже – Игорь убит!
Павел с командирской башенки нырнул вниз, на пол рубки. Водитель лежал на рычагах, а перед ним, в люке, зияла пробоина.
– Попал, гад, в самое уязвимое место – в люк угодил!
Вдвоем с наводчиком они вытащили механика-водителя в рубку. Снаряд, пробивший люк, ударил механика в грудь, и сразу – наповал.
Танк или самоходка – не автомобиль, потерявший управление, он так и будет идти по прямой вперед, ломая деревья, переваливаясь через преграды, пока не кончится топливо.
Павел перелез на липкое от крови сиденье убитого водителя, потянул на себя левый рычаг, довернув самоходку, и сразу выжал оба бортовых фрикциона. Самоходка замерла.
– Толик, огонь!
Останавливаться можно было только на несколько секунд, неподвижная машина в бою – легкая мишень.
Грянул выстрел. Через пробоину в люке Павел увидел, как немецкий танк окутался дымом, потом внутри него рвануло, и башня слетела в сторону.
– Готов, собака!
Рядом грохотали выстрелы других самоходок.
Павел тронулся. С места механика-водителя обзор плохой. Он сидит низко, смотровые приборы разбиты снарядом, только и можно разглядеть что-то впереди себя через пробоину от снаряда.
– Остановка!
Павел остановил самоходку. Раздался очередной выстрел, и Павел сразу дал ход – стоять было нельзя.
Слева мимо него на полном газу проскочила самоходка Куракина. На глазах у Павла в ее направляющий каток по правому борту ударил снаряд. Гусеницу сорвало, самоходка резко повернулась на месте и замерла. По ней тут же ударил еще один вражеский снаряд.
Из откинувшихся люков стали выбираться члены экипажа. Один, едва спустившись на землю, упал; второй, по пояс выбравшись из люка, бессильно повис на нем.
Павел подъехал к подбитой самоходке.
– Василий, помоги! Толик, смотри за танками!
Наши самоходки, стреляя с коротких остановок, прошли дальше.
Павел выбрался через люк и подбежал к самоходке Куракина. Сам Куракин лежал на земле.
Павел вместе с подоспевшим на помощь Василием взобрались на моторное отделение и, вытащив из люка повисшего наводчика, спустили его на землю. затем они забрались в подбитую самоходку.
Заряжающий и механик-водитель были мертвы. С их телами пришлось повозиться, прежде чем они с великим трудом вытащили их из самоходки.
Всех членов экипажа уложили на моторное отделение своей самоходки – пусть медики разберутся, кто жив и только ранен, а кому помощь уже не требуется. затем оба забрались в самоходку и, развернувшись, направились в полк. Надо было доставить раненых на полковой медицинский пункт, мертвых похоронить, а самоходку – в ремонт. Но в первую очередь необходимо было позаботиться о раненых.
Когда они сгружали их у медпункта, оба пришли в себя и стонали от боли. Штанины комбинезонов пропитались кровью. Санитары помогли занести обоих внутрь здания. затем Павел и Василий бережно сгрузили мертвых с моторного отсека и с трудом вытащили из рубки тело Игоря. Вроде при жизни он был щупловат и роста среднего, а показался тяжелым.
За полковым медпунктом, на танковом брезенте уже лежали тела семерых погибших самоходчиков. Рядом положили своих, стянули шлемофоны. Похороны будут, когда вернутся в полк все машины, и дай-то бог, чтобы скорбный ряд тел на брезенте не пополнился.
Машину погнали в ремонтную службу. Инженер осмотрел повреждения.
– Дело плевое. Сменим люк – и все дела. Вы не уходите.
– Там, на поле боя, еще самоходка куракинская. Повреждена, но не горела. Разбит направляющий каток, гусеница сорвана, и пробитие в борт.
– А экипаж? – спросил техник.
– Двое наповал, двое ранены – в медпункте.
– Сегодня нашим здорово досталось. Пойду, распоряжусь насчет тягача. А на вашу машину сейчас переставят люк.
– Откуда?
– Вон, притащили самоходку. Весь моторный отсек вдребезги, а экипажу повезло – ни царапины. Вот с нее и снимем, все равно на танкоремонтный завод отправлять.
Василий с Анатолием забрались на моторный отсек самоходки. От мотора шло тепло, да и броня была теплая, грела.
– Не повезло Игорю! – вздохнул Василий.
– Это как посмотреть! – возразил Анатолий. – Легкая смерть, небось и не почувствовал. Сразу наповал, не мучился.
Парни скрутили самокрутки, закурили.
Забравшись на моторный отсек, рядом уселся Павел.
– Дайте-ка и мне…
– Ты же не куришь, командир! – изумился Толик. Но сам свернул самокрутку, протянул ее Павлу и поднес зажигалку, сделанную из винтовочного патрона.
Павел выдохнул дым, закашлялся.
– Это с непривычки. А табачок хороший, моршанский.