– Очень хорошо, пусть идёт, если ничего больше не порадует тебя.
Тут же Энн вылетела из кухни, с мокрым кухонным полотенцем в руках.
– О, Марилла, Марилла, повторите эти благословенные слова еще раз.
– Я думаю, достаточно и одного раза. Этим ты обязана Мэтью, и я умываю руки. Если ты заболеешь пневмонией, когда будешь спать в чужой постели или выходить из душного зала посреди ночи, не вини меня, вини Мэтью. Энн Ширли, ты капаешь жирной водой по всему полу. Я никогда не видела такого нерадивого ребенка.
– О, я знаю, что я тяжкий крест для вас, Марилла, – сказала Энн с раскаянием. – Я делаю так много ошибок. Но тогда просто подумайте о тех ошибках, которые я не делаю, хотя могла бы. Я принесу песок и вычищу все пятна на полу, прежде чем идти в школу. О, Марилла, я так хочу пойти на концерт! Я никогда в жизни не была на концертах, и, когда другие девочки рассказывают о них в школе, я чувствую себя белой вороной. Вы не знаете, что я чувствовала при этом, но видите, Мэтью понял. Мэтью понимает меня, и это так приятно, когда тебя понимают, Марилла.
В то утро Энн была слишком взволнована, чтобы проявить себя наилучшим образом в школе. Гилберт Блайт обогнал её в правописании и оставил далеко позади в устном счёте. Но унижение Энн было меньшим, чем могло бы быть, из-за предстоящего концерта и ночёвки в комнате для гостей. Они с Дианой весь день говорили только об этом, так что с более строгим учителем, чем мистер Филлипс, их бы ждало суровое наказание.
Энн чувствовала, что если б ей не разрешили идти на концерт, она бы этого не перенесла, т. к. концерт был главным предметом обсуждения в тот день в школе. Дискуссионный клуб Эйвонли, который проходил каждые две недели на протяжении всей зимы, уже организовал несколько небольших бесплатных развлечений; но это должно было быть большое мероприятие, с платным входом десять центов, а деньги за вход передавались в помощь библиотеке. В Эйвонли молодые люди репетировали в течение нескольких недель, и все ученики были заинтересованы в концерте, особенно те, у кого старшие братья и сестры собирались принять участие в нём. Все школьники старше девяти лет собирались идти на концерт, кроме Кэрри Слоан, чей отец разделял мнение Мариллы относительно посещения маленькими девочками ночных концертов. Кэрри Слоун плакала весь день, уткнувшись в свою грамматику и чувствовала, что не стоит жить на свете.
Для Энн настоящий ажиотаж начался с окончания уроков в школе и постепенно нарастал, пока не достиг своего апогея на самом концерте. Мама Дианы устроила «элегантное чаепитие» и потом настало время для одевания в маленькой комнате Дианы наверху. Диана сделала причёску Энн в новом стиле Помпадур, а Энн завязала банты Диане с присущим ей мастерством; и потом они экспериментировали ещё с полудюжиной различных способов укладки волос. Наконец, они были готовы, щеки их разрумянились, а глаза светились от волнения.
Правда, Энн не могла не чувствовать себя уязвлённой, когда она сравнивала свой простой черный и бесформенный берет и серое пальто с узкими рукавами, сшитое Мариллой, с меховой шапочкой и нарядным пальтишком Дианы. Но она вовремя вспомнила, что у нее есть воображение и она может использовать его.
Потом приехали кузены Дианы – Мюрреи из Ньюбриджа. Все они уселись в больших санях, устланных соломой, и укрылись меховой накидкой. Энн наслаждалась этой поездкой, скольжением саней по атласно – гладкой дороге и хрустом снега под полозьями. Был великолепный закат, и снежные холмы и глубокие-синие воды в заливе Святого Лаврентия, сверкали, как огромная ваза из жемчуга и сапфиров, наполненная вином и огнем. Звон бубенцов и отдаленный смех, похожий на звуки веселья древесных эльфов, доносились отовсюду.
– О, Диана, – вздохнула Энн, сжимая руку Дианы в рукавичке под меховой накидкой, – разве это не как прекрасный сон? Действительно ли я выгляжу так же, как обычно? Я чувствую себя совсем другой, и мне кажется, что это должно отразиться в моей внешности».
– Ты выглядишь очень мило, – сказала Диана, которая только что получила комплимент от одного из своих двоюродных братьев, и чувствовала, что должна передать его дальше. – У тебя чудесный цвет лица.
Программа вечера состояла из выступлений, каждое из которых вызывало гамму «острых ощущений» и, как заверила Диану Энн, каждое последующее выступление было более волнительным, чем предыдущее. Когда Присси Эндрюс, одетая в новую розовую шелковую кофточку с ниткой жемчуга на её гладкой белой шее и настоящими гвоздиками в волосах – ходили слухи, что учитель специально посылал за ними в город – «поднялась по темной скользкой лестнице», Энн вздрогнула, проникшись сочувствием к ней. Когда хор пел «Высоко, над милыми ромашками» Энн смотрела в потолок, как будто он был украшен фресками с ангелами; когда Сэм Слоан начал объяснять и показывать «Как Сокери курицу усаживал» – Энн смеялась так заразительно, что люди, сидевшие рядом, тоже засмеялись, больше из симпатии к ней, чем от шутки, которая была довольно старой даже для Эйвонли. А когда мистер Филлипс произнёс торжественную речь Марка Антония над телом Цезаря с разрывающими сердце интонациями – поглядывая на Присси Эндрюс в конце каждого предложения – Энн чувствовала, что она может вскочить и устроить мятеж, как бравый римлянин.
Только одному номеру из программы не удалось ее заинтересовать. Когда Гилберт Блайт рассказывал стихотворение «Бинген на Рейне», Энн взяла книгу и читала её, пока он не закончил, и сидела неподвижно и чопорно, пока Диана отбила себе все ладоши, хлопая.
Было одиннадцать, когда они вернулись домой, полные впечатлений, но с предвкушением огромного удовольствия от грядущего обсуждения всех подробностей концерта. Все, казалось, спали, и дом был темным и тихим. Энн и Диана прошли на цыпочках в гостиную, длинную узкую комнату, из которой вела дверь в комнату для гостей. Там было приятно и тепло, горячие угли в камине тускло освещали комнату.
– Давай разденемся здесь, – сказала Диана. – Здесь так приятно и тепло.
– Вечер был восхитительный, правда? – вздохнула Энн восторженно. – Как, должно быть, прекрасно, выступать на сцене! Как ты думаешь, Диана, мы когда – нибудь сможем сделать это?
Да, конечно, когда-нибудь. Старшие школьники всегда выступают. Гилберт Блайт выступает часто, и он всего на два года старше нас. О, Энн, как ты могла делать вид, что не слушаешь его? Когда он прочитал строчку:
«Есть еще другая, не сестра»
– он посмотрел прямо на тебя.
– Диана, – сказала Энн с достоинством, – ты мой закадычный друг, но я не могу позволить даже тебе говорить со мной об этом человеке. Готова ли ты ко сну? Давай побежим наперегонки и посмотрим, кто добежит до кровати первым.
Предложение понравилось Диане. Два маленькие фигурки в белом понеслись через длинную гостиную, влетели в дверь комнаты для гостей, и упали на кровать в одно и то же время. А потом – кто-то зашевелился под ними, вскрикнул – и сказал приглушенным голосом:
– Милосердный Боже!
Энн и Диана были не в состоянии потом рассказать, как они выскочили из постели и выбежали из комнаты. Они только знали, что после этого пробега они оказались на лестнице и на цыпочках побежали наверх.