– Мисс Жозефины Берри больше нет, – тихо ответила та.
– Все-таки это случилось. – сказала Марилла. – Больше года мисс Берри ужасно себя чувствовала, и семейство Берри ожидало день ото дня услышать печальное известие… Значит все кончилось! Наверное, оно и к лучшему, так как уж очень она мучилась, пока болела! Мисс Жозефина всегда была к вам очень добра, Энни.
– Да, до последних своих дней, Марилла! Это письмо от ее нотариуса. Он сообщает, что мисс Жозефина оставила мне тысячу долларов. Так написано в завещании…»
– Батюшки! Да это же куча денег! – воскликнул Дэви. – Это та пожилая леди, к которой вы с Дианой прыгнули в кровать, когда ворвались в комнату для гостей? Диана рассказала мне про ваши похождения! Поэтому тетушка Жозефина и оставила вам столько денег?
– Не надо, Дэви, – мягко сказала Энни и направилась на веранду; сердце ее было переполнено благодарностью. Марилла с миссис Линд остались на кухне обсудить эту новость.
– Как вы думаете, а теперь Энни выйдет замуж? – в тревоге спросил Дэви. – Когда Доркас Слоан выходила замуж прошлым летом, она сказала, что если б была богата, то никогда бы этого не сделала. А еще она говорила, что лучше уж жить с вдовцом у которого восемь детей, чем с мужем, у которого злая сестра…
– Дэви Кейт, попридержите-ка язык! – строго сказала миссис Линд. – Такое нельзя говорить маленьким мальчикам! Это же скандал! Так-то вот.
– Подумать только, мне исполняется двадцать, и я уже больше не тинейджер, – сказала Энни, нежась на коврике у камина вместе с Расти, который ни за что не хотел слезать с ее колен. Обращалась она к тетушке Джеймсине, которая читала, сидя в своем любимом кресле. Они были вдвоем в гостиной. Стелла с Прис отправились на заседание студенческого комитета, а Фил прихорашивалась у себя наверху, готовясь к вечеринке.
– Полагаю, вам немножко грустно, – сказала тетушка Джеймсина. – Юность – такая чудесная пора! Я вот, например, вечно юная!
Энни засмеялась и кивнула в ответ:
– Вы всегда такой останетесь, дорогая тетушка Джеймсина! Когда вам будет сто лет, никто не даст вам больше восемнадцати… Но вы правы, мне немного грустно, и я чуточку разочарована. Когда-то давно мисс Стэси заверила меня, что к двадцати годам мой характер уже сформируется, и я буду знать, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Но со мной все как-то иначе. Я не удовлетворена собой.
– Как и все! – весело заметила тетушка Джеймсина. – Мой характер «трещал по швам» раз сто. Ваша мисс Стэси, вероятно, имела в виду другое. А именно то, что вы определитесь, какого курса придерживаться в этой жизни, каким идеалам следовать. Не волнуйтесь, Энни. Просто выполняйте свои обязательства перед Богом, людьми и самой собой и наслаждайтесь жизнью. Таково мое кредо и, знаете, оно всегда давало положительный результат… А куда это сегодня вечером исчезает Фил?
– На вечеринку с танцами. Ее новое платье – просто сногсшибательное! Оно из мягкого, желтого шелка и отделано тонким, словно паутинка, кружевом. Очень идет к ее каштановым волосам.
– В словах «шелк» и «кружева» есть своя особая магия, не правда ли? – заметила тетушка Джеймсина. – При одном упоминании о них хочется вскочить и закружиться в танце! Подумать только, желтый шелк! Воображение рисует платье, сотканное из солнечного света! Мне всегда хотелось иметь желтое шелковое платье, но вначале моя матушка, а после и муж, не желали ничего об этом слышать. Первое, что я сделаю, оказавшись на небесах, – это раздобуду платье из желтого шелка.
Под веселый смех Энни Фил сошла вниз, шурша шелками и обозревая себя в длинное овальное зеркало на стене.
– Хорошее зеркало – залог чудесного настроения, – молвила она. – То зеркало, что висит у меня – словно из комнаты смеха. Ну как я выгляжу, Энни, ничего?
– Вы представляете себе, Фил, как вы хороши? – в искреннем изумлении спросила Энни подругу.
– Конечно. Для чего еще созданы зеркала и мужчины? Я задала вопрос вовсе не об этом. Ничего не вылезает? Юбка не мятая? А может эту розу опустить пониже? Боюсь, она приколота слишком высоко и кривовато. Не люблю, когда что-то щекочет мне уши.
– Все на месте, дорогая. А эта ваша ямочка на подбородке – «юго-западная» черта! – просто очаровательна…
– Что я особенно обожаю в вас, Энни, так это ваше великодушие. В вас нет ни капли зависти!
– А чему ей, собственно, завидовать? – фыркнула тетя Джимси. – Может быть, она и не такая смазливая плутовка, как вы, дорогуша, но нос ее гораздо красивее, чем ваш!
– И я это знаю, – призналась Фил.
– Мой нос всегда служил мне огромным утешением, – сказала Энни.
– А еще мне нравятся вот эти хорошенькие завиточки над вашим лбом, Энни. Например, вот этот, крошечный, лежит так небрежно, что кажется он вот-вот упадет, но никогда не падает. Это так мило! А вот что касается носов, то мой меня очень беспокоит. Я знаю, когда мне стукнет сорок, он станет такой же формы, как у всех Бирнов… И это ужасно! Какой я буду к сорока годам, Энни?
– Почтенной, замужней матроной, – поддразнила ее та.
– Ну нет, – возразила Фил, усаживаясь с комфортом, чтобы спокойно дождаться своего эскорта. – Джозеф, брысь отсюда, пятнистая бестия! Нечего прыгать мне на колени! Очень надо идти на танцы сплошь в кошачьих волосах! Нет, Энни, я не буду походить на матрону, хотя замуж, разумеется, выйду.
– За Алека или Алонсо? – оживилась Энни.
– За того или другого, полагаю, – вздохнула Фил. – Конечно, если мне когда-нибудь удастся решить эту дилемму.
– Чего там решать-то? – проворчала тетушка Джеймсина. – Я рождена была для того, чтобы баюкать младенцев, и не хочу запускать это занятие…»
– Вы должны стать более уравновешенной, Филиппа!»
– Конечно, в этом тоже есть свои плюсы, – согласилась Фил. – Но это не так забавно. Что касается Алека и Алонсо, то если б вы знали их, вам тоже трудно было бы выбрать кого-либо одного. Они оба – душки!»
– Ну и выбирайте того, кто лучше! – немедленно потребовала тетушка Джеймсина. – Кстати, тут есть один сеньор который от вас без ума. Я имею в виду Уилла Лесли. У него такие большие, красивые и выразительные глаза!»
– Они, пожалуй, слишком большие и выразительные, – как у теленка,» – сказала Фил немилосердно.
– Ну а что вы скажете о Джордже Паркере?»
– Мне нечего о нем сказать кроме того, что его словно накрахмалили и отутюжили…»
– А как насчет Марра Голсуорси? Вот уж в ком, по-моему, нет ни одного изъяна!»
– Он подошел бы, если б не был беден. Я должна выйти замуж только за состоятельного джентльмена, тетя Джеймсина. Богатство плюс красивая внешность, – таковы мои условия. Если б Гильберт Блиф был богат, я бы, не задумываясь, вышла за него.
– О, неужели? – довольно холодно отозвалась Энни.