Прежде всего надо помнить, что как бы дико и нелепо ни было сновидение, спящему оно кажется неоспоримой действительностью, и только по пробуждении, когда мы вспоминаем, что мы видели во сне, нам удается установить, что это был сон, а не действительность. Но иногда и это бывает трудно. В иных случаях сны бывают так отчетливы, что нам трудно отделаться от мысли об их реальности. Мы беседуем с умершими или отсутствующими, подвергаемся преследованию фантастических чудовищ, посещаем неизвестные местности; все это носит такой правдоподобный характер, что после пробуждения мы только потому перестаем верить в действительность виденного, что на основании долгого опыта знаем, что все эти «происшествия» суть только образы нашего внутреннего мира, а не действительно существующие внешние факты. С раннего детства слова «ведь это только сон» успокаивали нас, когда мы с громким криком просыпались в ужасе от только что бывшего страшного сновидения. Таким образом, уже с малых лет мы свыкаемся с мыслью, что сон не есть действительность. С годами, конечно, собственным опытом и сравнением мы узнаем истинное отношение между картинами сна и действительным миром. Для человечества, однако, понадобилось, вероятно, много опыта и времени, прежде чем оно сумело установить правильное различие между причудливыми событиями сновидений и явлениями действительной жизни. У многих диких народов и по сие время не выработано такого различия. Великий врачебный зверь индейцев не находится на земле. Его видит только шаман, да и то во сне; но вместе с тем он настолько уверен в его бытии, что хранит его кость в своей волшебной сумке. Трудно себе представить лучший пример веры в реальное существование предметов наших сновидений.
Рис. 84. Пенелопе во сне является ее сестра Ифтима (Одиссея IV 795–839)
Итак, мы должны допустить, что на первых ступенях культуры, когда знания законов природы и психической жизни вполне отсутствуют, сновидения принимаются за подлинную действительность. Но этим самым порождается и вера в бытие духов. Во сне нам являются покойники; правда, фигуры их несколько более смутны, чем при жизни, от их посещений не остается никаких следов, но тем не менее мы их видели и трудно убедиться в том, что их вовсе нет. Именно в подобной смутной, расплывчатой, тенеподобной форме рисуются духи в фантазии всех народов. Кроме наружного вида, по-видимому, также из снов почерпнуты сведения об образе жизни и свойствах духов. У австралийских негров и других народов существует поверье, что души живут вокруг жилищ некоторое время после смерти, а затем уже удаляются окончательно. Вероятно, эта вера основана на одной из описанных нами особенностей сновидений, хотя, конечно, положительно доказать это трудно. Мы видели, что у детей взволновавшие их события и чувства тотчас отражаются в сновидениях и затем по мере успокоения чувства исчезают из памяти одновременно и наяву, и во сне. Вероятно, то же бывает и у младенческих народов. Мертвые являются в сновидениях некоторое время после смерти, пока свежи чувства, вызванные смертью. Когда же эти чувства улягутся, то и мертвецы успокаиваются и прекращают свои посещения, что и объясняется тем, что они на самом деле удалились далеко от земли. По мере роста наших познаний о психических особенностях сновидений, вероятно и многие другие произведенные от них представления о жизни духов получают свое объяснение.
Еще одно обстоятельство заслуживает внимания: мы видели, что вера в духов играет в первоначальной европейской магии очень малую роль. Единственные настоящие духи, упоминаемые в старых исландских сказаниях, — это фильгьяры; это покровительствующие духи, но они являются людям исключительно во сне. Обыкновенно изложение сновидения, в котором играют роль живые существа, начинается словами: «это, вероятно, были фильгьяры великих людей». Неужели такое близкое соотношение в северных сказаниях духов со снами случайно, или и в нем мы должны видеть новое доказательство происхождения веры в духов из сновидений? Так как северные народы не склонны к философствованию, то легко понять, что они не развили далее веру в духов, а ограничились тем, что признали существование духов там, где они их действительно видели, т. е. во сне.
Но не только сама вера в духов произошла из образов, являвшихся в сновидениях и признаваемых за действительность, но и их различные свойства были установлены из наблюдений над особенностями сонных видений. Во время сна человек лежит, по-видимому, покойно и безучастно ко всему окружающему, а между тем по пробуждении рассказывает о своих похождениях в далеких странах, где он виделся с живыми, или давно умершими, знакомыми ему людьми. Если все это принять за действительность, то невольно является мысль, что в человеке есть нечто, что может свободно двигаться независимо от тела, которое остается на месте. Это нечто можно назвать «душой». Легко предположить, что душа сделается еще удобоподвижнее, если совершенно оставит тело, а отсюда недалеко до представления о том, что она может в течение известного времени бродить возле прежнего жилища, даже когда тело уже погребено, сожжено, или даже съедено врагами. Таким образом, наблюдения над спящим человеком совершенно согласуются с его собственными самонаблюдениями в это время и легко наводят на мысль о двойственной природе человека: тело может лежать без признаков жизни, а душа будет свободно носиться; и даже после полного уничтожения тела душа продолжает существовать и время от времени показываться живым людям. Таким образом, основа веры в духов дана в явлениях сна и сновидений. Дальнейшее же ее развитие и принимаемые ею разнообразные формы не имеют для нас значения.
При историческом обзоре мы видели, что во все времена люди верили, будто бы во сне они могут получить объяснение прошедшего и познание будущего, т. е. того, что скрыто от них наяву. Большей частью смотрели на это как на откровения богов, или других высших существ. Неоплатоники первые установили теорию, что при некоторых обстоятельствах сам человек может достигнуть высших знаний и сделаться равным богам. Следы этого учения можно найти везде в «научной» магии, и мы видели, что вера в высшие свойства спящего духа имеется даже у весьма недавних исследователей, напр., у Шиндлера. Однако с первого раза кажется очень маловероятным, что душа спящего может обладать какими-нибудь такими силами, которых она лишена при бодрствовании. Если бы такие силы существовали в самом деле, то следовало бы ожидать, что проявление их сделается тем явственнее, чем более душа освобождается от влияния тела, т. е. чем крепче сон. Поэтому вещие сны должны были бы являться чаще при глубоком сне, между тем наши вышеизложенные исследования показали, что в глубоком сне, вероятно, вовсе нет сновидений. Как раз наоборот, они являются во время перехода к бодрствованию, от которого это переходное состояние отличается только меньшей степенью внимания. Поэтому крайне невероятно, чтобы именно в этом переходном состоянии могли обнаруживаться какие-нибудь особенные магические силы. Скорее может явиться вопрос, каким естественным путем могла возникнуть вера в такие силы? Попытаемся объяснить это.