Мы знаем, что врачевание в храмах многих богов, так называемый храмовой сон, высоко ценилось в древности благодаря многим чудесным излечениям, приписанным богам. С течением времени боги-целители переменили свои имена; у греков они стали называться Аполлоном и Эскулапом, у египтян — Сераписом, но методы и результаты остались прежние. Больной является в священное место сильно подготовленный к восприятию внушения, благодаря своей вере в могущество божества; затем уже в самом храме, при помощи разных средств, его доводили до экстаза. Постоянное рассматривание благодарственных табличек, на которых записаны случаи исцеления, музыка, процессии, сон в священном месте и т. п., все это возбуждало веру, надежду и ожидание до высшей степени. Если вообще по роду болезни пациент мог надеяться на облегчение путем психического воздействия, то он и получал его, иногда даже внезапно, в заранее назначенный час.
Так происходило дело, насколько известно, в древнегреческих храмах и так же происходит оно и теперь там, где получаются чудесные врачевания, на самом деле оказывающиеся нисколько не чудеснее обыкновенных результатов психотерапии. Недавно умерший английский врач Мейрс, просмотревший записи и сообщения из разных мест, где совершались чудесные исцеления, нашел, что если ограничиться вполне достоверными фактами, то достигаемые там результаты не больше тех, которые при благоприятных обстоятельствах могут быть получены путем психического лечения. Впечатление чудесного усиливается во всех тех случаях, когда не было предварительного исследования больных, а потому неизвестно, имеются ли у них действительные органические поражения, или только нервные расстройства, т. е. так называемые функциональные заболевания. Только последние могут быть излечены психическим воздействием. Излечение первых было бы действительным чудом, но до сих пор такого явления, к сожалению, никогда не наблюдалось. Что же касается до излечения функциональных расстройств, то в практике всех известных врачей существует множество случаев не менее чудесных.
Многое из сказанного целиком может быть приложено и к так наз. молитвенному лечению. Одним из известнейших лиц, занимающихся этим, может без сомнения считаться Фредерик Август Болциус, родившийся в 1836 году недалеко от Карлштада в Швеции. Его отец был пьяница и не оставил сыну никакого состояния, так что он принужден был наниматься на работу. До 1864 г. он много страдал, мучаясь сознанием своей греховности, и несколько раз пытался неудачно лишить себя жизни; наконец он решился посвятить себя благу ближних. Лет 20 ходил он по всей Швеции в качестве мелкого торговца и везде исцелял верующих больных молитвами, помазанием и рукоположением. В 1884 году ему удалось исцелить некоторых высокопоставленных особ; с их помощью он основался на родине и уже всецело посвятил себя молитвенному лечению. Из всех северных стран, и даже из Америки, стремились к нему больные, так что приемы его иногда доходили до 200 чел. в день.
Что Болциус действительно излечил многих больных, это не подлежит сомнению, но между ними не было ни одного, страдавшего органическим расстройством; все это были исключительно функциональные неврозы. Существуют, правда, рассказы о том, что он возвращал зрение слепым, слух глухим, и что под влиянием его молитвы восстанавливались даже утраченные члены; что касается этих случаев, то ясное представление о них дает нам в маленькой книжке «Boltrianismen ettskandinavisk Kulturbild» врач Торелиус, который долго жил вблизи Болциуса и наблюдал его больных, следовательно, мог иметь точные сведения. По его словам, все приемы Болциуса направлены были на то, чтобы вызвать высшую степень восприимчивости к внушению, которая, доходя до состояния экстаза, действительно делала чудеса, но исключительно в случаях, доступных лечению посредством внушения. Усилению восприимчивости способствовали многие условия, прежде всего громкая слава Болциуса. Больные являлись к нему с усиленной надеждой на исцеление и, так как принято было за правило умалчивать о неудачных случаях лечения, то они и сохранили свою веру. Затем вся обстановка; длинные проповеди Болциуса, хоровое пение, множество костылей и повязок, оставленных излеченными больными и развешанных в ожидальне, и наконец, сами приемы лечения производили, конечно, сильное впечатление. Болциус намазывал больного маслом, растирал его руками, в то время как сам он возносил молитвы к небу и, наконец, дул на пациента для изгнания злых духов. Если верующий даже не выздоравливал в действительности, то чувствовал себя с этого времени преисполненным надежды на близкое выздоровление. Торелиус исследовал многих слепых, глухих, расслабленных и прокаженных, которые не только по словам Болциуса, но и, по собственному мнению, были исцелены; однако основательное медицинское исследование не обнаружило никаких действительных улучшений в состоянии пациентов.
Из всех душевных и телесных изменений, вызываемых внушением, кажется, всего легче получается сон. Многие люди делаются сонными и начинают зевать от одного вида такого состояния у других. Понятно, почему большинство людей легко поддаются усыплению, когда им описывают явления сна: расслабление членов, отяжеление век, замедление дыхания и т. п. Если рассказ сопровождается удобным положением тела, причем устраняется все рассеивающее и отвлекающее внимание, то обыкновенно субъект очень скоро чувствует расположение ко сну, если, конечно, не будет думать о другом и тем препятствовать действию внушения. Такими способами можно усыпить 90 % всех людей, хотя и здесь, конечно, сказываются индивидуальные различия в восприимчивости к внушению, почему и не все одинаково легко поддаются усыплению.
Сон, вызванный путем внушения, называется гипнозом. От нормального сна он отличается присутствием внимания. В обыкновенном сне внимание совершенно уничтожается, при гипнозе же оно односторонне сосредоточивается на личности гипнотизера и исходящих от него внушениях. Таким образом, получается лишь частичный сон, так как до сознания еще доходят впечатления из той области, на которой сосредоточено внимание. Впрочем, глубина гипнотического сна может быть различна: чем крепче он становится, тем меньше внешних впечатлений доходит до сознания гипнотизированного. При наиболее легкой форме гипноза перестают действовать хорошо огражденные внешние чувства: зрение, вкус, обоняние, может быть, также мышечное чувство, между тем как слух и осязание еще сохраняют впечатлительность. При более глубоком сне загипнотизированный воспринимает только слуховые впечатления. Наконец, при сильном гипнозе является феномен «изолированного состояния», заключающийся в том, что гипнотизированный слышит только то, что говорит гипнотизер — весь остальной внешний мир для него не существует, так же как для спящего в нормальном сне.
Этой односторонней концентрацией внимания на внушении, в связи с полной обособленностью личности от всего остального, объясняются все явления гипноза. Последний отличается прежде всего чрезвычайным усилением восприимчивости к внушению, которая становится тем сильнее, чем глубже сон. Это понятно, так как восприимчивость эта на том именно и основана, что индивидуум утрачивает способность владеть вниманием и оно сосредоточивается в одном направлении. Чем глубже сон и чем меньше число работающих органов чувств и число представлений, оставшихся в распоряжении загипнотизированного, тем менее он способен найти в своем сознании мотивы для произвольного направления внимания, другими словами, восприимчивость к внушению растет пропорционально глубине сна. Пока гипноз легок, индивидуум (хотя частично) владеет своим душевным строем и может распоряжаться вниманием в пределах еще доступного ему круга представлений. В этом состоянии индивидуум воспринимает не всякое внушение и может сопротивляться представлениям, которые ему пытаются навязать. Характерной чертой такого поверхностного гипноза является невозможность управлять произвольными движениями: глаза не открываются, члены находятся в каталепсии, т. е. бессильны — они сохраняют то положение, которое им придано; зрительные, обонятельные и вкусовые впечатления, по-видимому, тоже не могут быть вызваны по произволу. Постепенно, по мере усиления гипноза, способность контроля и управления вниманием ограничивается и, наконец, совершенно исчезает: восприимчивость к внушению достигает высшей степени.