Внимание. Из опыта обыденной жизни мы все хорошо знаем, что, углубившись в какое-нибудь занятие, поглотившее все наше внимание, мы часто не видим и не слышим ничего из окружающего нас. Хотя внимание и может быть обращено одновременно на некоторое число впечатлений, но ясность каждого из них убывает прямо пропорционально их числу Это только кажется, что мы можем одновременно и читать и принимать участие в разговоре; на самом деле мы перестаем понимать в один и тот же момент или то, или другое. Значение внимания для всей нашей психической жизни может быть формулировано в следующих 2-х пунктах:
1. Если сосредоточить внимание на каком-либо одном определенном предмете, то все остальные, одновременно получаемые, впечатления не доходят до полного сознания.
2. Чем большим числом предметов занято одновременно ваше внимание, тем неопределеннее будет полученное нами впечатление о каждом из них.
В этих двух фактах заключаются источники бесчисленных ошибок наблюдения. Так, напр., из всякого сколько-нибудь сложного события мы обыкновенно замечаем только известные особенности. Если внимание будет сосредоточено на одной стороне явления, то мы пропустим множество фактов, имевших место одновременно. Если будем «разбрасываться» и стараться заметить многое в разных местах, то представление о каждом из отдельных фактов получится неполное и неясное. На этом основании даже отличные наблюдатели легко попадают в ловушку искусного фокусника. Конечно, большая часть фокусов требуют проворства рук и навыка, но сущность дела состоит в том, что «артист» умеет направить внимание зрителей на ложный след. В то время как всеобщее внимание устремлено именно туда, куда ему это нужно, он без всякого стеснения проделывает свои операции в другом месте. Впоследствии мы ближе увидим, как далеко можно зайти в этом направлении.
Посредством внимания мы также производим определение времени. Определения величины пространства зависят от известных ощущений; с определением времени дело обстоит иначе. Так называемое «чувство времени» не есть специальное ощущение и не связано с каким-либо определенным восприятием или впечатлением; оно зависит исключительно от перемены, но не столько от смены разнообразных впечатлений или представлений, сколько от последовательных перемен в степени напряжения внимания. Если бы дело зависело только от числа представлений, то мы легко определяли бы время. В более долгий промежуток времени при прочих равных условиях можно сделать больше, чем в короткий; поэтому и число всплывающих в сознании представлений должно быть пропорционально истекшему времени, и можно было бы, пожалуй, предположить, что по количеству представлений мы можем судить о прошедшем времени. В некоторых случаях это действительно возможно. Опытный оратор по количеству своих слов приблизительно знает, сколько времени он говорил; люди, занятые привычной работой, по количеству сделанного угадывают, который час. Но, с другой стороны, мы знаем, что в приятном обществе часы летят как минуты; здесь время кажется нам кратким, несмотря на обилие сменяющихся представлений. С другой стороны, при ожидании время делается «бесконечным» именно оттого, что мы ничем не заняты. Из всего этого можно вывести, что оценка времени не зависит от числа представлений.
С другой стороны, факты нам определенно указывают, что в этой оценке играет большую роль внимание. Если мы заняты интересным разговором, то время летит незаметно, потому что внимание наше приковано к одному предмету. Если же мы по каким-нибудь причинам хотим прервать разговор, то время кажется нам бесконечным, потому что ощущения, передаваемые нашими органами чувств, постоянно отвлекают наше внимание от разговора. Если мы напряженно ждем чего-либо, что должно наступить, то время нам кажется коротким, так как внимание наше постоянно остается концентрированным. Навряд ли кто-нибудь был бы способен целыми часами сидеть у стола, ожидая, пока он запляшет, если бы напряженное ожидание не сокращало времени. Мы видим, что время идет быстро, когда наше внимание равномерно напряжено; если же напряжение внимания чередуется с его ослаблением, то происходит обратное. Таким образом, наше суждение о времени гораздо более зависит от состояния внимания, чем от числа сменившихся впечатлений. Только при однородном напряжении внимания, вошедшем в привычку, течение времени может верно оцениваться по числу сменившихся представлений. Следовательно: определение времени только при особых привычных условиях может быть сделано приблизительно правильно.
Ассоциация представлений играет также важную роль в процессе наблюдения, дополняя и объединяя первоначальные впечатления. Но с другой стороны, и эта составная часть всего акта наблюдений бывает источником ошибок. Каждое ощущение связано в нашем сознании с целым рядом разнообразных представлений, но постоянно и всего теснее только с известной группой их; поэтому известное ощущение всегда влечет за собою определенные привычные представления. Вследствие этого при некоторых обстоятельствах очень легко составить себе совершенно ложное представление о предмете, если первоначальное восприятие не было достаточно точно и определенно. Поясним эту мысль примерами.
На некотором расстоянии мы видим человека, по росту и походке напоминающего нам близкого друга, тогда как при ближайшем рассмотрении оказывается, что это не он. По двум признакам наш ум составил полное представление об известном лице: мы введены в заблуждение процессом ассоциации представлений. Такого рода неправильные внутренние толкования внешних впечатлений носят обыкновенно название иллюзий и могут возникать на почве всех внешних чувств, раз первоначальное восприятие недостаточно резко и отчетливо. Так, звук голоса в соседней комнате может вызвать у нас полный образ какого-нибудь знакомого человека, тогда как, на самом деле, это могло быть лишь совершенно другое лицо, имеющее некоторое сходство в голосе. Во время ночных военных маневров мне пришлось однажды более получаса, притаившись, пролежать в канаве, так как я принял двух пасущихся лошадей за целый неприятельский взвод. И только когда движения предполагаемого неприятеля показались мне несколько странными, я убедился в своей ошибке и вылез из канавы.
Во всех подобных случаях нас обманывают ассоциации, и для всех таких иллюзий можно вывести следующее общее положение: мы всегда склонны преувеличивать сходство незнакомых предметов с более знакомыми.
Память. До сих пор мы говорили об ошибках, непосредственно связанных с самим процессом наблюдения. Затем возможен еще ряд ошибок, когда воспринятое налагается на память по прошествии некоторого времени. Конечно, острота памяти весьма различна у разных лиц, но всякий знает, как с течением времени постепенно ускользают частности и мелочи. Можно принять за правило, что удерживаются в памяти только те особенности, на которые было обращено наше внимание или произведшие на нас особое впечатление; но не всегда это суть существенные черты события.
Например, мы видим на улице, как переехали прохожего, у нас в памяти остается образ окровавленного, беспомощно лежащего человека, потому что эти стороны явления особенно нас поразили. Кроме того, мы, может быть, заметили и еще кое-какие подробности, хотя обратили на них и менее внимания. Если же нам придется затем выступить свидетелем по этому делу на суде, то мы сейчас же заметим, как много существенных обстоятельств совершенно ускользнуло из нашей памяти. Воспоминания окажутся, конечно, тем более смутными, чем сложнее было самое событие и чем больше времени прошло с тех пор.