Когда она оказалась у дома миссис Линд, обнаружилось, что леди уже ушла. Ничуть не смутившись, Энни отправилась дальше, прямо в церковь. На крыльце толпились нарядные девочки в белых, голубых и розовых платьях. Все они недоуменно воззрились на маленькую незнакомку с весьма экстраординарным украшением на голове, затесавшуюся в их ряды. Девочки Эвонли уже наслушались всяких россказней об Энни. Миссис Линд говорила, что характер у неё – не сахар; Джерри Буоте, мальчуган, которого наняли на лето в Грин Гейблз, рассказывал, что она всё время разговаривает то сама с собой, то с деревьями или цветами, как если бы у неё были «не все дома». Они смотрели на Энни и шушукались над своими тетрадками. Никто так и не выказал ей никаких дружелюбных знаков ни тогда, ни позднее, когда закончились вводные упражнения, и Энни попала в класс мисс Роджерсон. Эта дама бальзаковского возраста преподавала в воскресной школе около двадцати лет. Методика её преподавания сводилась к тому, чтобы задавать напечатанные в журнале вопросы и буравить взглядом, направленным через его край в класс, очередную «жертву», которую она выбрала для ответа. Довольно часто она смотрела на Энни, и та, помня наставления Мариллы, отвечала чётко и быстро; но не таким уж ясным оставался для девочки смысл вопросов и ответов.
Мисс Роджерсон ей не понравилась. А сама она выглядела просто жалко. У всех девочек в классе были платья с пышными рукавами. Энни подумала, что жизнь ничего не стоит, если у тебя нет рукавов такого фасона…
– Ну, как вам понравилась воскресная школа? – живо спросила Марилла, когда Энни возвращалась домой. Букетик увял, и девочка сбросила его где-то на дорожке. Так что какое-то время Марилла ничего не знала о цветах на шляпке…
– Ничуть не понравилась. Там было ужасно!
– Энни Ширли! – в изумлении воскликнула Марилла. Энни уселась в кресло-качалку и тяжело вздохнула; поцеловав один из листьев Бонни, она помахала рукой цветущей фуксии.
– Небось, приуныли, пока меня не было! – сказала она, обращаясь к ним, и уже серьёзно продолжала. – А теперь вернёмся к воскресной школе. Как вы и наставляли меня, вела я себя сносно. Миссис Линд уже ушла, но я нашла дорогу самостоятельно. Прошла прямо в школу, с кучей других девочек, и села в уголок, на скамью возле окна. Там я и сидела, пока продолжались вводные упражнения. Мистер Белл прочёл страшно длинную молитву. Я бы смертельно устала к тому моменту, когда он дочитал её до конца, но меня спасал вид из окна. Он открывался как раз на Озеро Сверкающих вод, так что я смотрела, и воображение моё создавало столько прекрасных образов!
– Нельзя вам этого делать, Энни! Нужно было лучше слушать мистера Белла!
– Да, но он же не ко мне одной обращался! – запротестовала девочка. – И потом он обращался прежде всего к Богу, но как-то не интересно. Думаю, он считал, что Господь – слишком далеко, чтобы оценить его речь. Я и сама прочла коротенькую молитву. Там, внизу, стояли в ряд белые берёзки; они все, как одна, склонились к озеру, а солнечный свет как бы просвечивал через них и проникал глубоко в воду… О, Марилла, это был просто сказочный, прерванный сон! Тело моё всё охватил трепет, и я трижды произнесла: «Спасибо, Господи!»
– Не слишком громко, надеюсь? – с беспокойством в голосе спросила Марилла.
– О нет, затаив дыхание. Ну вот, когда мистер Белл в конце концов закончил свою речь, мне сказали, что я должна идти в класс мисс Роджерсон. В нём уже было девять других девочек. И они оказались одетыми в платья с пышными рукавами. Я всеми силами пыталась представить себе, что и у меня – пышные рукава, но из этого ничего не вышло. Почему? Легко воображать платье с буфами, когда ты одна в своей комнатке в восточном крыле. А вот когда вокруг собирается множество других девочек, и у всех у них – платья с настоящими пышными рукавами, это уже не так-то просто.
– Энни, нельзя вам было думать о рукавах в воскресной школе. Надо же внимательно относиться к занятиям.
– О да, я и так ответила на кучу вопросов! Мисс Роджерсон просто засыпала меня ими! Да и у меня к ней осталась их тьма! Но не захотелось её ни о чём расспрашивать, так как, увы, мы – не родственные души! Затем все другие девочки излагали парафраз. Она спросила, что знаю я. Я сказала, что не знаю ничего, хотя и могла бы продекламировать, скажем, «Собаку на могиле хозяина». Это проходят в третьем классе. Конечно, это вовсе не религиозный текст, но мог бы сойти за него, так как полон грусти и меланхолии. Но мисс Роджерсон сказала, что читать не нужно, и велела выучить девятнадцатый парафраз к следующему воскресению. Я прочла его в церкви после занятий и нашла его восхитительным. Особенно две следующие фразы приводят меня в трепет:
Так же быстро, как падали эскадроны убиенных,
В тот зловещий день в Миди.
Не знаю, что такое эскадроны, да и про Мидию не имею ни малейшего представления. Но всё это так трагично! Не могу дождаться следующего воскресения, так хочется скорее декламировать! Всю неделю стану практиковаться! После воскресной школы я попросила мисс Роджерсон, так как миссис Линд не было поблизости, показать мне вашу скамью. Я тихонько сидела и слушала третью главу, вторую и третью строфы «Апокалипсиса». Какой же это длинный текст! На месте пастора я бы отобрала что-нибудь покороче и поярче. Проповедь тоже длилась долго. Думаю, священник должен подгонять её под текст. И вряд ли он особо ею интересовался. Проблема заключалась в том, что ему не хватало воображения. И я не очень-то его слушала. Я дала волю собственным мыслям, и стала мечтать обо всём чудесно.
Конечно, за подобные речи девочке стоило бы задать хорошую трёпку, но у Мариллы язык не поворачивался, чтобы побранить её как следует, отчасти потому, что в глубине души она и сама считала, что проповедь слишком затянута, да и всё справедливо было в отношении молитв мистера Белла. Энни чётко сформулировала то, что скопилось внутри, но никак не находило выражения у самой Мариллы. Эти тайные, крамольные мысли вдруг всплыли наружу и приобрели «плоть и кровь», благодаря этому маленькому, красноречивому веснушчатому созданию с рыжими косами.
Только в следующую пятницу Марилла услышала историю о разукрашенной цветами шляпке. Она вернулась домой от миссис Линд и призвала девочку к ответу:
– Энни, миссис Линд говорит, что когда вы пришли в церковь в прошлое воскресение, ваша шляпка скорее напоминала пышную клумбу; это что ещё за чудачество – лютики да розочки на нормальной шляпке?! Хорошим же объектом вы стали… для насмешек!
– О, я знаю, розовое и жёлтое мне не к лицу, – сконфуженно начала Энни.
– Чепуха! Не в этом дело. Вообще, испорченный вы ребёнок, цветы не носятся на шляпках! И дело вовсе не в цвете, а в том, что это не принято.
– Но носят же бутоньерки на платьях, это же не чудачество? Какая разница? – запротестовала Энни. – Вот вчера, к примеру, многие девочки прикололи букетики цветов к груди!
Но Марилла не хотела, чтобы Энни уводила её с «накатанной дороги реальности» на «скользкую дорожку» абстракции.