– Годовщина чего? Что-то не припоминаю.
– Ровно год назад я появилась в Грин Гейблз! Разве когда-нибудь такое позабудется?! Этот день перевернул всю мою жизнь. Конечно, что это за событие для вас! Но… я прожила здесь целый год и была так счастлива! Конечно, проблемы не покидали меня, но у кого их нет? Вы жалеете, Марилла, что взяли свою бедную Энни?
– Нет, этого не скажу, – молвила Марилла, которая иногда удивлялась тому, как она вообще могла жить до появления Энни в Грин Гейблз. – Нет, разумеется, не жалею. Но… вы закончили заниматься, Энни? Тогда попрошу вас сбегать к миссис Берри, и одолжить у неё выкройку фартука Дианы.
– Ой, сейчас такая темень!
– Темень? Но ведь ещё только смеркается! К тому же вы с Дианой частенько шастаете по ночам друг к другу.
– А может, я схожу к ним утром? – быстро спросила Энни. – Проснусь на рассвете и сбегаю.
– Чем у вас опять голова забита, Энни? Мне нужна выкройка, чтобы сегодня вечером обновить ваш фартук. Отправляйтесь немедленно и не чудите!
– Тогда пойду обходным путём, – заявила девочка, неохотно берясь за шляпку.
– Ну, ну, теряйте на этом полчаса! Задать бы вам сейчас трёпку, Энни!
– Не могу я идти через Охотничьи Угодья, – взмолилась девочка.
Марилла уставилась на неё в немом изумлении.
– Охотничьи Угодья?! Вы в своём уме, Энни? Что вы имеете в виду?
– Тот ельник у ручья, – заговорщицки прошептала девочка.
– Вздор! Где это у нас здесь охотничьи угодья? Кто вам сказал подобную ерунду?
– Никто не говорил, – призналась Энни в смущении. – Просто мы с Дианой представили, что в этом лесу можно охотиться. Все остальные места в округе – такие обыкновенные… Ну, мы и придумали, удовольствия ради, ещё в апреле… Там столько романтики, Марилла! И так темно! Мы поэтому-то и выбрали этот ельник!.. И представили, что в нём творятся всякие ужасы! Белая Дама бродит у ручья, как раз в это, сумеречное время, заламывает руки и жалобно стенает… Она всегда появляется, когда в семье должен кто-то скончаться. И призрак невинно убиенного маленького мальчика выглядывает из-за угла Дома Досуга… Он приближается сзади и хватает ледяными пальцами вас за руку… Ой, Марилла, я содрогаюсь, когда представлю себе всё это! А по тропинке важно разгуливает мужчина без головы, и скелеты пялятся на вас из-за ветвей. О, Марилла, что-то не хочется мне идти через Охотничьи Угодья в сей поздний час! А то ещё какое-нибудь белое привидение выскочит из-за деревьев и утащит меня!»
– Скажите на милость, вы когда-нибудь слышали что-нибудь подобное? – воскликнула Марилла, выходя из состояния оцепенения, в котором она слушала все эти «девочкины байки». – И не стыдно вам, Энни? Это же – явный бред, порождённый вашим больным воображением!
– Ну, не могу этого утверждать… Впрочем, днём-то их нет, но после темноты, Марилла, всё меняется! Вот тогда-то и появляются разные призраки!
– Энни, ничего подобного вообще не существует!
– Нет, Марилла, они есть! – с жаром возразила Энни. – Я знаю людей, которые их видели… И все они, эти люди, вполне заслуживают доверия. Ведь не будет же «заливать» бабушка Чарли Слоана! Она – очень набожная женщина. Так вот, однажды ночью она видела своего покойного мужа, гнавшего домой стадо коров. Он был похоронен за год до того случая! А отец миссис Томас примчался как-то поздно вечером домой, вне себя от ужаса: за ним гнался огненный баран с отрубленной головой, которая болталась лишь на одной полоске кожи… Он сказал, что абсолютно уверен, что это был призрак его умершего брата; подумал, что это знамение, и через девять дней он умрёт. Умер он спустя два года, так что всё это – чистая правда, Марилла! А Руби Джиллис рассказывала…
– Энни Ширли, – перебила девочку Марилла, – Надоели мне эти ваши «страшные истории». Вы несёте сейчас ерунду в чистом виде, и если так будет и дальше, – я просто отныне ни единому вашему слову не поверю! Ступайте к Берри, причём пойдёте прямёхонько через ельник. Это послужит вам хорошим уроком и предупреждением! И не вздумайте мне больше рассказывать про… Охотничьи Угодья! Никогда!
Энни могла просить, умолять и плакать сколько угодно, – всё тщетно. Она действительно пришла в ужас оттого, что нужно бежать через ельник под покровом темноты. Но Марилла стояла на своём. Она провела девочку вниз по едва различимой в темноте дорожке и приказала ей дальше следовать одной, через мост, прямо в логово белых дам и призраков без головы.
– О, Марилла, как можно быть такой жестокой? – всхлипнула Энни. А что если белое привидение и взаправду, схватит меня и унесёт?
– Ничего, я рискну вас отправить, – бесчувственно сказала Марилла. – Вам известно, что я всегда стою на своём! Мигом вылечу вас от всех этих навязчивых идей! Ну, а теперь, – вперёд!
И Энни послушно двинулась в путь. Споткнувшись на мосту, она с дрожью вступила на ужасную, покрытую мглой тропинку. Никогда она не забудет этого блуждания впотьмах! Зачем только она выпустила на волю все эти «безумные фантазии»? Монстры, которых создало воображение, мерещились ей в каждой неровной тени; они тянулись к ней своими костлявыми руками, чтобы схватить свою объятую ужасом маленькую хозяйку. Кусок бересты перекатывался ветром из лощины по тёмно-коричневой земле, на которой росли ели. У Энни при этом замерло сердце! От одного звука трущихся друг о друга старых сучьев, на лбу выступил холодный пот. «Мёртвые петли» летучих мышей над головой заставляли её вздрагивать каждый раз; казалось, это в воздухе проносятся крылатые неземные существа… Когда Энни выбралась из лесной чащи на поле мистера Уильяма Белла, она опрометью бросилась бежать, будто её преследовала целая армия привидений. Бездыханная она притащилась к дверям дома Берри, и, едва шевеля губами, объяснила, за чем её прислали. Дианы дома не оказалось, и не было смысла задерживаться надолго. Предстоял ужасный путь обратно. Энни преодолела его, не открывая глаз, рискуя разбить себе голову о сук, но, не желая столкнуться нос к носу с привидением. Когда она, спотыкаясь, прошла, наконец, через мост, – радости её не было границ. Дома она вздохнула с огромным облегчением.
– Ну как, привидение вас не поймало?» – ехидно спросила Марилла.
– О, Мар-Марилла! – пролепетала девочка. – Я т-теперь б-б-буду радоваться и об-бычным местам, п-после всего этого!
– Уж так устроен мир, что за встречами следуют расставания. По крайней мере, так заявляет мисс Линд! – заметила Энни с грустью, кладя в последний день июня грифельную доску и книги на кухонный стол и вытирая покрасневшие глаза мокрым от слёз носовым платком. – Хорошо, Марилла, что я догадалась прихватить с собой в школу запасной платочек! Прямо почувствовала, что он пригодится!
– Никогда бы не подумала, что вы в таком восторге от мистера Филлипса! Надо же, понадобилось аж два носовых платка, чтобы осушить «крокодиловы» слёзы, вызванные его уходом.
– Не в таком уж я восторге! Просто сработал массовый рефлекс: все плакали, ну и я с ними заодно, – призналась Энни. – Начала Руби Джиллис, конечно. Всегда заявляла, что терпеть его не может, но как только он поднялся со своей прощальной речью, – разревелась, как белуга. Затем заплакали все девочки, одна за другой. Я старалась держаться, Марилла. Припомнила ему тот случай, когда он заставил меня сесть вместе с Гилом, с мальчишкой, и написание моего имени без «н» и «а» на конце, когда он выставил меня на посмешище у доски. А ещё я вспомнила, как он смеялся над моими орфографическими ошибками и говорил, что я – «круглый ноль» в геометрии. И он всегда был полон сарказма. Не знаю отчего, Марилла, но слёзы сами брызнули из глаз… Джейн Эндрюс целый месяц внушала нам, что будет счастлива, когда мистер Филлипс избавит нас от своего присутствия, и что она не прольёт и слезинки. И что же? Джейн рыдала горче, чем любая из нас. Она даже взяла у своего брата – мальчики, конечно, не плакали – носовой платок, так как не принесла свой, полагая, что он ей не понадобится. Марилла, это было душераздирающее зрелище! Мистер Филлипс так красиво начал свою прощальную речь! Он сказал: «Настало время прощаться!» Марилла, это было очень эффектное начало! Меня сразу замучили угрызения совести, из-за того, что я рисовала… карикатуры на него на своей грифельной доске и хихикала над ним и Присси. Я даже пожалела, что не отличаюсь таким примерным поведением, как Минни Эндрюс. У неё хоть совесть чиста… по отношению к нему. Мы рыдали всю дорогу, когда шли из школы домой. Кэрри Слоан повторяла через каждые несколько минут: «Настало время прощаться!» И эти слова каждый раз приходили нам на ум, когда мы уже были готовы развеселиться. Мне так грустно, Марилла! Но… стоит ли растравлять себе душу, если впереди – два месяца каникул?! А ещё мы встретили нового пастора с женой – они ехали со станции. Несмотря на глубокий транс в связи с тем, что мистер Филлипс оставляет нас, я не могла не проявить некоторого любопытства… А его жена очень хорошенькая, Марилла! Не красавица, конечно, ибо, может быть, пастору и не пристало иметь красивую жену, чтобы не попадать в разные… э… истории. Миссис Линд, к примеру, рассказывала, что жена пастора в Нью-Бридже слишком модно одета, и это вызывает разные толки. На жене нашего нового пастора были голубое муслиновое платье с буфами и шляпка с розочками. Джейн Эндрюс заметила, что модные пышные рукава, пожалуй, – чересчур смело для жены священника. Я бы не стала судить так уж строго, ибо какая же женщина устоит перед таким искушением? Да она и женою-то его стала совсем недавно! Надо же на это сделать скидку, не правда ли? Пока они поживут у миссис Линд, а там и их будущий дом будет достроен.