Павел, Оболенский и как еще сотни арестантов мелкими шажками выбежали за тюремные ворота. Вот она, свобода, в нескольких шагах от него! Необычное чувство охватило Клюфта! Сделать шаг и свобода! Вот тут, на обочине заснеженной дороги! Колонна растянулась метров на пятьдесят! Их гнали от тюрьмы по улице к железнодорожным путям! Гнали по узкому переулку! Павел всматривался в окна деревянных домов, которые стояли вдоль дороги. Ни одного огонька за стеклом! Как будто жители вымерли! Темнота. Блеск замерзших стекол. Крыши, серые крыши, засыпанные снегом. Покосившиеся заборы. Видно, конвой уже не раз гнал этап по этому переулку. И знал, что тут никаких зевак не будет. Не будет лишних глаз и свидетелей, а главное, никаких родственников арестантов! Им просто негде стоять! Да и откуда они могут знать, что ночью вот тут, в этой толпе, бегут родные и близкие люди?! Где-то впереди горят огни железнодорожной станции. Товарный район. Тут вообще одни заборы. Склады и промышленные цеха! Тут нет жилых домов. Через сто метров колонна свернула вправо, и послышались гудки паровозов. Вагоны и рельсы. Лай собак. К конвоирам присоединились еще солдаты. Они с овчарками вынырнули из темноты. Где-то тут, в переулках, они поджидали колонну арестантов, подстраховывая своих товарищей! А вдруг кто-то на побег решится? Тогда шансов, убежать по этим узким закоулкам товарной станции, просто нет!
Их вывели из тюрьмы через тыльные ворота. Через специальный, уже подготовленный ход. Этот скорбный путь уже проверен. Проверен и пройден тысячами арестантов. Возможно, вот так же при царе тут гоняли и революционеров.
Все ближе железнодорожные пути. Все ближе вагоны. Это с виду обычные, товарные вагоны, ничем неприметные. Только на меленьких окнах прибиты толстые решетки. А кое-где из крыш торчат железные трубы. Из них валит дым, и даже вырываются огоньки рыжего пламени. Черным гигантским червем, стоит состав на путях. Солдаты вытянулись цепью. Они сурово смотрят на толпу арестантов, бегущих по этой узенькой протоптанной дорожке.
Наконец колонна вышла на перрон. Это был грузовой перрон старой станции где-то на задворках. Пыхтящий паровоз. Пар вырывается из его буксов, словно дыхание великана.
Их посадили в снег. На колени. Кто-то пытается держаться на корточках, но конвойные толкают их прикладами. Люди теряют равновесие и падают. Лают собаки. Павел пытается рассмотреть, что происходит возле вагонов. Там тоже скопление людей. Это, судя по темно-серым шинелям, офицеры. Они что-то решают. Машут руками.
Клюфт осмотрелся. Арестантов человек двести. Все стоят на коленях и ждут. Кто-то даже без шапки. Павел увидел, как Ваня Пермяков, упершись загипсованными руками в снег, трясется от холода. Его шевелюра видна издалека. Но добраться до него никакой возможности. Солдаты тут же ударят прикладом.
Наконец конвоиры забегали. Послышались крики. Мат вперемешку с командами. Створки вагонов со скрипом открыли. Теплушки распахнули свои чрева, как страшные сказочные чудовища. И тут Павел увидел в вагонах «привидения»! Из темноты на них смотрели люди! Лица, серые и почти невидимые, с ужасом и любопытством рассматривают арестантов, стоящих на коленях на перроне.
В этом составе уже есть арестанты! Есть! Там, в вагонах, уже везут зэков! Значит, этот страшный поезд едет откуда-то издалека. По всей стране! Он вот так собирает пассажиров на перронах! Вот так набивают в его чрево очередную партию несчастных!
Вновь крики конвоиров сквозь лай собак. Этап начали загонять в теплушки. Людей пинками вбивают в вагончики. Там их подхватывают невидимые руки. Периодически кто-то из конвойных орет:
– Партия! Следующие!
Арестанты стоят на коленях и безропотно ждут, когда до них дойдет очередь! Со стороны это похоже на массовую молитву! Как будто сотни людей молятся! Молятся и просят у Бога, чтобы он поскорее отправил их в преисподнюю!
Фамилии не читают. Павел догадался: в вагоны набивают по принципу, сколько влезет. Считают лишь по головам. И это странно! Вдруг в этап попадет совсем другой человек? Вдруг посадят и повезут на зону совсем другого человека?
– Они даже не знают, кого везут! – услышал шепот рядом Клюфт.
Это был Оболенский. Старик грустно улыбнулся и кивнул на вагоны. Павел тоже кивнул в ответ. Он попытался в последний раз оглянуться. Он увидел, там, где-то далеко, на краю перрона силуэты людей. Нет, не людей, это были лишь тени. Недвижимые и страшные тени. Призраки. Они стояли и смотрели…
Павел увидел, что их много. Люди-тени, смотрящие за этой страшной церемонией погрузки этапа. Клюфт понял: это родственники, родные и близкие людей, которые оказались тут. А может, и не оказались, может быть, остались там, в камерах тюрьмы. Но родные пришли взглянуть на этап. И может быть, в последний раз увидеть среди этой огромной массы арестантов знакомый силуэт отца, мужа, брата или сына! Увидеть! Они стоят, молча, не пытаясь кричать. Они не могут кричать, иначе конвоиры их прогонят от угла перрона. Они и так подпустили на расстояние ста метров. А может, и не пустили. Может, они просто не стали разгонять, чтобы не поднимать шума? Ведь совсем рядом пассажирский вокзал и там могут услышать его обитатели, что где-то в углу станции творится что-то страшное!
– Живей, гады! Живей! Первый пошел, второй пошел, третий пошел!
– Считай по головам!
Конвоиры ревели. Собаки звонко лаяли. Арестантов одного за другим поднимали с колен и пинками подгоняли к вагонам. Дошла очередь и до Павла с Оболенским. Старик ловко подскочил и кинулся к раскрытой створке. Клюфт последовал за ним, но тут, же получил удар сапогом по ребрам:
– Куда прешь! Команды не слышишь? – осадил его солдат.
В глазах потемнело от боли. Павел завалился на бок. Резануло под сердцем. Клюфт глотал воздух, как рыба на берегу. Он открывал ритмично рот.
– Сто пятнадцать. Еще двух. Двух еще сюда! – орал где-то сбоку офицер.
Он всматривался в списки и отмечал на бумаге что-то крестиком. Конвоир вновь пнул Павла по ребрам и прикрикнул:
– А ну встать, встать, что завалился? – ревел солдат.
Но сил подняться у Павла не было. Боль сковала мышцы. Клюфт чувствовал, что теряет сознание.
– Слушай, этого, наверное, не примем! Он вон сдох уже, наверное! Завалился, и идти не может! Куда потом его по этапу? А мне жмурики в вагоне не нужны лишние! Хлопот потом со жмурами больше, чем с живыми! Оттаскивай его в сторону! – закричал офицер, указывая на Павла.
И тут Клюфта подхватили руки. Крепкий охват и он почти поднялся на ноги. Кто-то перекинул его руку себе на плечо. Судя по тому, как он крепко сжал Павла, это был сильный мужчина. Он поволок его к вагону. Сурово и уверенно прикрикнул на офицера:
– Лейтенант! Он встал, вон уже идет! Я его подкину! Давай сажать будем!
Офицер презрительно взглянул на Павла, затем покосился на его спасителя и махнул рукой:
– Сто шестнадцать, еще одного в этот вагон!
Павла схватили за локти еще чьи-то руки, много рук и втянули внутрь вагона. Клюфт потерял сознание. Очнулся он через минуту. Над ним склонились несколько человек. Неизвестные люди всматривались в лицо Клюфта и бормотали: