Часовой со скрипом открыл створку ворот. Конвоир стоял у входа, не решаясь зайти внутрь этого странного барака без крыши, и с волнением вглядывался в темноту.
– Ну, заноси! Пусть заносят! И проследи! – сказал тот, что был старший!
– Ага, сам проследи! Я туда внутрь не пойду! – огрызнулся тот, что стоял у ворот.
– Черт, в кино хочешь?! Тогда следи! – выругался напарник. – А вы, что встали! Тащите жмура вовнутрь! Нечего тут зенки пялить! И слушать нас! – вконец разозлился конвоир и пнул Фельдмана своим большим валенком.
Борис Николаевич медленно согнулся и схватил старика. Павел тоже подхватил труп. Они, медленно переваливаясь, как гуси, втащили тело в сарай. Павел увидел то, чего так боялся конвоир у входа! Сотни трупов, наваленных друг на друга, лежали штабелями, словно мешки в овощном складе. Многие были раздеты донага! На ком-то из покойников была одежда. Синие и белые руки, босые ноги! И лица! Страшные, мертвые лица! Десятки мертвых лиц! У некоторых открыты глаза! Они словно смотрят своими стеклянными белками! Ужас охватил Павла! Панический страх! Он машинально отпустил руки старика и отпрянул назад. Тело упало на снег. Фельдман тоже бросил страшную ношу и, оглядевшись, прыгнул к Павлу, словно пантера к добыче. Схватил Клюфта за голову и, прижавшись губами к его уху, зашептал:
– Стоните! Стоните громко и падайте! Падайте! На снег! На пол!
– М-м-м… – замычал Павел и, оступившись, сел на снег. Он непроизвольно коснулся окоченевшего мертвого тела. Дернулся назад! Но и там его ждал покойник! Рука, как страшный крюк, ухватила за воротник! Павел попытался отпрянуть, но скрюченные холодные пальцы, словно капкан, держали своей мертвой хваткой и не хотели отпускать!
– М-м-м… – вырывалось у Клюфта изо рта.
Фельдман, согнувшись как боксер, встал в стойку и выхватил из-за пазухи заточку. Он замахал Павлу рукой, показывая, чтобы тот мычал громче. Но у Клюфта словно парализовало горло! Воздух застрял в глотке и не хотел вырываться наружу. Павел задыхался и, отбиваясь от мертвеца, повалился набок. Фельдман отскочил в сторону. Он ждал…
– М-м-м… – глухое и едва слышное мычание.
– Ну, что вы там копаетесь?! Бросили жмура и выходите! – недовольно прикрикнул охранник у входа.
Он входить в страшный склад трупов не решался. Так и стоял, ожидая, когда зэки выйдут. Словно чувствовал опасность. Словно понимал: его там ждет смерть!
– Эй, вы что там?! А ну выходите! Что вы там? – солдат забеспокоился.
Показалась его голова. Он с тревогой ищет глазами силуэты живых среди штабелей мертвых. Конвоир испуганно выставил карабин вперед и сделал еще шаг. Один нерешительный шаг, но этого мало! Мало!
– Эй! Ты что там развалился?! – солдат заметил лежащего и дергающегося от ужаса Клюфта. – Ты, что там валяешься?! А-ну встать! – скорее испуганно, чем жестко пропищал солдат.
Еще шаг! И удар! Удар в полушубок! Короткий и глухой звук разрезаемой ткани и кожи. Заточка пробила овчину. Солдат негромко вскрикнул, но устоял на ногах. Он по инерции резко рванул карабином и попал прикладом в голову Фельдмана. Тот упал. Солдат попытался отступить и крикнуть напарнику, позвать на подмогу! Но Борис Николаевич изловчился и пнул конвоира по ногам. Тот потерял равновесие и рухнул на снег уже внутри барака. Солдат вновь попытался заорать. Ладонь Фельдмана закрыла ему рот. И еще удар заточкой! В область сердца! Штырь выскочил из ладони Фельдмана и так и остался торчать из груди конвоира. Но солдат даже после второго удара, вроде бы смертельного, сил не потерял. Напротив, крепко сжимая карабин, он опять резко рванул им. Фельдман, пытаясь уклониться от встречи с прикладом, повалился на вертухая сверху. Они покатились по снегу. Павел рванулся вперед. Ему все же удалось освободиться от мертвеца и подняться на ноги. Клюфт подскочил к борющимся на земле Фельдману и конвоиру, но застыл в нерешительности! Что делать?! Как помочь Борису Николаевичу в этой суматохе?! Павел, как парализованный, наблюдал за этой схваткой, не зная, что предпринять?! Фельдман в пылу борьбы прохрипел Клюфту:
– Второго вали! Второго! Они нас кончат!..
Смертельно раненый конвоир, как ни странно, сил не терял! Павел заметил, что ему даже удалось за ремень подтянуть к себе карабин! Еще мгновение и он прижмет приклад к голове Фельдмана и тогда, тогда грянет выстрел! И все кончено! Все! Павел рванулся вперед и схватил оружие. Вырвал карабин и, прижав к себе холодный вороненый ствол, с ужасом посмотрел на выход! Там!!! Там, на улице, стоял второй вертухай! Его надо убить! Убить! И надо было сделать это сейчас! Сейчас нужно решать, стать свободным, но убийцей или быть убитым, но не переступить этот рубеж морального мучения! Решать! Ах, как мало времени! Мало времени! Решать!
– Эй, что вы там?! А? Что вы там?! Вы надоели! Надоели! – раздраженно закричал с улицы второй конвоир.
Но его слова тонут в шуме треска! Где-то совсем рядом так же убивают людей! Мир превратился в сплошное убийство!
– Господи, помоги! Господи, помоги! – зашептал Павел и зажмурил глаза.
Второй конвоир все же сделал шаг ко входу в этот морг!
Сделал!
Павел сжал холодное цевье карабина с такой неистовой силой, что свело пальцы. Он ждал! Ждал!
«Просто сильно ударить по голове! По голове прикладом и все! Все! У него шапка, она смягчит удар и, может быть, я не убью его! Он просто упадет без сознания! Нет! Я его не убью! Я не хочу убивать! Просто оглушить! Оглушить!» – застучали мысли в голове.
Но конвоир остановился. Он замер и попытался прислушаться, что происходит там внутри? Но тщетно! Звуков борьбы и хрипов он не слышал! Не мог услышать! Мешал проклятый треск работающего двигателя без глушителя…
Солдат занервничал. Он вскинул винтовку и, просунув в щель валенок, приоткрыл ногой дверь. Она распахнулась. Живая куча! Катающиеся на снегу тела! Фельдман и солдат боролись! Хотя у раненого конвоира все-таки заканчивались силы. Он умирал, умирал и, понимая это, хрипя, звал на помощь своего товарища! А тот стоял в нерешительности! Наконец, вскинул винтовку, прицелился! Стрелять! Стрелять! Выстрел! И в ту же секунду удар по винтовке! Рука конвоира дрогнула и он промахнулся! Пуля, вылетев, пробила навылет белый полушубок его напарника и впилась в мерзлую землю. Солдат, что боролся с Фельдманом, мгновенно ослаб и, раскинув руки, завалился набок. Изо рта хлынул поток черно-бордовой крови. Она заливала Борису Николаевичу лицо и расползалась по снегу грязным бесформенным пятном. Фельдман хрипел и, хватая воздух ртом, как выловленная из воды рыба, с трудом отпихнул теперь уже мертвое тело конвоира. Он увидел, как рядом плюхнулись Павел и второй солдат. Они, тоже схватившись, душили друг друга. Павел лежал на спине и, сжимая руками, горло солдата, давил ему двумя пальцами в самый кадык. Тот хрипел, сидя верхом на Павле, старался оторвать его руки. Секунда,… другая… Павел начал терять силы. У конвоира от напряжения закатились глаза. Вдруг Клюфт заметил, как в них угасает жизнь. Еще мгновение… и! Страшная поволока смерти наползла на белки и солдат, расслабив руки, затрясся и повалился на бок! Павел давил и давил ему на горло! Нечеловеческая сила вдруг появилась у него в руках! Сила смерти! Сила ненависти! Клюфт зарычал как зверь и надавил на шею этого человека так, что почувствовал, как хрустнули позвонки. Все кончено! Все кончено!