Ее губы тоже беззвучно двигались:
– Жизнь – обман с чарующей тоскою…
Тогда Вера не могла понять, почему именно эти строки Есенина? Почему?! Но вскоре, через неделю, стало ясно, почему после разговора, жесткого и неприятного, Андрон бормотал именно эти стихи…
…Он пришел со службы как никогда рано, угрюмый и злой. Молча, поел. Затем сел у окна и смотрел на морозный узор на стекле и дымил папиросой. Вера его не тревожила. Она видела: Маленький мучается. У него тяжело на душе и ему лучше побыть наедине с собой. Вера хотела собраться и уйти погулять на улицу, но Андрон неожиданно ее остановил. Маленький тяжело вздохнул. Он затушил папиросу в пепельнице и медленно встал, направился к буфету. На ходу негромко бросил:
– Нам с тобой нужно серьезно поговорить.
Вера напряглась. Маленький взглянул на нее из глубины комнаты. Вернувшись, сел за стол. Он побарабанил по скатерти пальцами, словно пианист по клавишам рояля.
– Вера, ты можешь написать Павлу письмо.
– Что?! – вскрикнула Вера. – Я могу написать письмо, и ты передашь его? Правда? – на глазах девушки выступили слезы.
– Да. Ты можешь написать.
– Ой, Андрон! Как здорово! – Вера подскочила с кресла и засуетилась. Она принялась суетливо искать лист бумаги в ящике стола. Маленький наблюдал за ее попытками найти перо. Наконец девушка достала чернильницу и сев за стол, радостно спросила:
– А много? Много я могу ему написать? А? Если я напишу ему два листа, ничего?!
– Вера. Верочка, погоди ты писать. Погоди! Не торопись. Успеешь. Сначала надо оговорить, что ты ему напишешь?
– То есть как? – Вера удивленно посмотрела на Маленького. – Как это обсудить?! Надеюсь, тут-то ты не будешь мне запрещать что-то писать? А? Тут-то я могу уж сама решить, что я напишу, а что нет?! Андрон? А? Я что-то не пойму?!
– Вера, конечно, ты напишешь ему все, что захочешь. Все. Но прежде мы должны поговорить с тобой. Поговорить. Вот.
– О чем? Что случилось? – Вера со страхом посмотрела на Андрона.
Тот отвел глаза и тяжело вздохнул. Затем достал очередную папиросу и закурил. Дым опускался к полу серебряной паутиной. Во мраке комнаты он выглядел слегка магически и зловеще.
– Видишь ли, Вера. Ты сама знаешь, в какое положение попал Павел. В трудное положение. В очень трудное положение. Ты сама теперь знаешь, как все быстро решается и как все может решиться. Твой отец попал в такое же положение. Точно в такое же. И я даже не могу до сих пор узнать, в какой лагерь он отправлен.
Вера слушала, напряженно сжимая кулаки. Она смотрела на Андрона и ждала. Ждала! Она понимала: он готовит ее к неприятному известию.
– Вера, пойми. Сейчас очень сложное время. Очень. И сейчас главное, не навредить не только родным и близким, но и себе. И это значит, нужно в самой трудной ситуации при самом сложном положении выйти с наименьшими потерями. С наименьшими.
– Что ты имеешь в виду? Что?
Маленький вздохнул. Он закрыл глаза и глубоко затянулся папиросой. Задержав дыхание, долго не выпускал дым из легких. Затем, открыв рот, зашипел, как змея. Дым вырвался, словно клуб огня из пасти дракона:
– Видишь ли, Вера, будет лучше, если ты дашь Павлу весть, что вам пока надо прекратить ваши контакты. Чтобы он не пытался тебя искать. Писать и передавать весть. И ты пока не искала его и не передавала ему весточки. Вот так.
– Что?! Что ты говоришь? Андрон? Я что-то не пойму, что ты говоришь? – Вера вскрикнула, как раненая птица.
– Вера, пойми. Пойми! Это все очень серьезно! Очень. Тебе очень повезло, что вы с Павлом официально не зарегистрированы. Повезло. Ты ждешь от него ребенка. И сейчас главное, чтобы ребенку от этого тоже было легче.
– Что-то я не пойму, куда ты клонишь? Куда? Что такое?
– Видишь ли, Вера! Ты еще не понимаешь, сейчас опасно быть даже родственником врага народа! Это как волчий билет! Понимаешь, как волчий билет! Вот так!
– Это я прекрасно понимаю! Прекрасно! Я на себе уже ощутила все прелести! На себе! Как соседи, которые отнеслись к моей семье! Как они поспособствовали смерти моей мамы! Как относятся к тете Розе! Как могли отнестись ко мне на работе! Я все это прекрасно понимаю! И не надо меня этим пугать! Я к этому готова! Готова! И ничего меня не сломит! Ничего! Никакая ваша каторга! Никакие ваши лагеря! Меня посадят за то, что я люблю невинно арестованного? За это? Скажи мне про свою справедливость? – Вера говорила громко.
Она размахивала руками, словно актриса на сцене театра. Маленький кивал головой. Он слушал и не перебивал. Где-то на середине монолога Андрон встал и, вновь подойдя к буфету, налил себе водки. Так много спиртного он никогда раньше не пил.
– Я знаю, знаю, к чему ты клонишь! Знаю! Ты клонишь к тому, чтобы я забыла о Павле! Не писала ему! Что так легче! Нет! Не бывать этому! Я буду его искать и писать! И если надо, я поеду за ним на север! В тайгу! Куда там вы его сошлете! Я поеду!
Маленький махнул рукой. Вера замолчала. Она тяжело дышала.
– Пойми ты. Ты говоришь, конечно, красиво. Но пойми. Ты не все знаешь. Если тебя арестуют, то тогда по постановлению правительства твоего ребенка, который родится в тюрьме, попросту заберут в детдом! В специальный тюремный детский дом! Ты этого хочешь? Ты этого желаешь своему ребенку? Ты хочешь стать женой декабриста? А готова ли ты, Верочка, положить на алтарь этой жертвенной любви свое дитя? Готова ли ты? А? Каково будет твоему ребенку? Каково? Он не будет знать, что такое отец! Но он еще и не будет знать, что такое мать! Ты этого хочешь! Что ж, тогда пиши, что хочешь! Пиши! И можешь завтра прийти к нам в управление и сделать заявление, что так, мол, и так, мой жених, и гражданский муж Павел Клюфт! И я хочу разделить его участь! Хочу тоже сидеть в тюрьме! Давай! Пиши! Я тебе ничего не буду запрещать и советовать! Но я только вот должен тебя предупредить! – Андрон в ярости затушил папиросу.
Искорки разлетелись, как маленький фейерверк. Вера молчала. Слезы катились по ее щекам. Но она не рыдала, хотя так хотелось. Маленький покосился на нее и виновато, как-то даже нежно, добавил:
– Пойми, Верочка, я не желаю тебе зла! Если бы желал, то не уговаривал! Я бы не стал тебя предупреждать! Но я сам рискую, я сам рискую! И не хочу, что бы мой риск был напрасным! Я не хочу, чтобы ты оказалась в нашем управлении в качестве арестованной по делу редакторского заговора!
– Что? – еле вымолвила Вера. – Редакторского заговора?! Теперь это так называется?!
– Да, прости. Это называется так. Твой жених проходит, поэтому громкому делу! И сейчас оно разрастается как снежный ком! Гребут всех родственников! Всех, кто мало-мальски неблагонадежен! Ты хочешь попасть туда?!
– Это почему? – Вера смахнула со щеки слезинки.
– Потому, я объясню тебе, где находится твой отец, и по какой статье его осудили! По пятьдесят восьмой! И это очень хорошая характеристика – дочь врага народа, еще и невеста врага народа!