– Не хочешь, не верь, – безразлично пожал плечами Смородин. – Подбери ягод своим овцам. Угостишь сладким, а то выше уже начинается снег.
Боцман посмотрел под ноги на чёрные ягоды, затем на флагмана и тихо произнёс:
– Да кто ж ты такой?
Но Миша его услышал.
– Помню, ты называл меня блаженным и юродивым. Наверное, так и есть. Но я себя предпочитаю считать заблудшим скитальцем. Непонятно только – откуда и куда? Хотя, пожив с вами, я начинаю верить, что во всём есть глубинный смысл. Вам проще – вы его называете божьим промыслом и принимаете как должное. А вот мне сложнее. Воспитан иначе. Всему хочу знать объяснение, а его не так-то просто найти.
Дальше они поднимались в гору молча. Стефан поглядывал на Смородина с опаской и, не проронив ни слова, шёл позади на почтительном расстоянии. Миша же погрузился в собственные мысли, навеянные давними воспоминаниями о прошлой жизни, и ничего не замечал вокруг, пока не показался барак базы.
Почему-то никто не вышел им навстречу, и в груди качнулось лёгкое волнение. У раскрытых ворот стоял аэроплан, но Александра рядом не было, и это вызывало удивление. Последнее время он не отходил от самолёта ни на шаг, пытаясь понять предназначение любой, даже мелкой детали.
Невольно Смородин затрусил мелким бегом, затем не выдержал и рванул что было сил.
– Сашок, Ларион, вы где?! – прокричал он, заглянув внутрь барака. – Князь, винт вам всем в глотку, вы куда подевались?!
– У печки тоже нет! – догнал его Стефан. – Может, ушли на ледник за тушей?
Но неожиданно боцман замер, заметив на снегу чужие следы.
– А ведь у нас были гости. – Он прошел вдоль вереницы отпечатков, ведущих к перевалу. – Как же это мы с ними разминулись?
– Наследник с ними?
– Да не понять никак. Затоптано всё! Сюда бы Прохора! – Но, вспомнив о нём, Стефан тут же прикусил язык. – Ладно, сами разберёмся. Туда они ушли! – махнул он в сторону, откуда только что вернулись со Смородиным.
– В Дубровку?
– Угу… в Дубровку.
– Зачем им в Дубровку? – удивился Миша. – Ни Ларион, ни Сашок не говорили, что собираются в Дубровку.
Боцман пропетлял вокруг затоптанного снега, затем уверенно сказал:
– Увели нашего князя! Как есть – украли!
– Опять?! – не сдержался Миша.
– Вот здесь кого-то волокли, будто набитый мешок. Возможно, это и был наследник. А может, и Ларион… – вконец спутался Стефан. – Как Прохор в них разбирался? Не пойму!
– Догоним! – сорвался с места Смородин. – Догоним и головы открутим! Станут им ещё поперёк горла эти талеры!
– Погоди, Михай, я пневморужьё возьму!
– Догоняй! – не стал ждать боцмана Смородин.
«Как же эти охотники за призовыми нас выследили? – на бегу сам себе задал вопрос Миша. – И время выбрали, то что надо – когда я с боцманом внизу искал дирижабль!»
Подбежав к краю чаши, он взглянул на простирающийся у ног склон, сплошь покрытый лесом. Заметить в нём бегущих людей нечего было и мечтать. Далеко внизу маячила красными крышами Дубровка. Если Александра с Ларионом уже успели увести в деревню, то выручить их будет куда сложнее, чем с венгерской засеки. Но ещё оставался шанс перехватить противников по пути.
– Не видать? – спросил запыхавшийся Стефан.
Закинув через плечо пневморужьё, боцман приложил к глазам ладонь и, прищурившись, прошёлся взглядом вдоль склона.
– Не видать… – разочарованно ответил он сам на свой вопрос.
– Сколько их было?
– По следам двое.
– Двое? – удивлённо оглянулся Миша. – Как же они смогли вдвоём увести Лариона с князем?
– Не знаю. Но я видел следы сапог только двоих. Наши-то в ботинках были. Я им ещё поверх чехлы сшил, чтоб теплее было. У наших каблуки не продавливаются. А у этих набойки с шипами на снегу остались.
– Возьмём правей! – Смородин махнул вдоль поросшей мхом каменной гряды. – Если они с нами разминулись, то только этой тропой.
Миша перепрыгнул с камня на камень, затем, не разбирая дороги, ринулся вниз, ломая на бегу ветки.
«Только бы догнать до Дубровки! – думал он, уворачиваясь и пригибаясь под перегораживающими путь толстыми сучьями. – Вдвоём, с двумя пленниками, они не могли далеко уйти!»
Позади, не отставая, тяжело дышал Стефан.
– Флагман, Михай! – выкрикнул он, задыхаясь. – А если их не двое, а больше?!
– Ты же сказал двое!
– Да кто ж там в этих следах разберётся? Кажись, двое! Но я, однако, не пойму, как они с Ларионом справились? Ладно князь – ещё мальчишка, а Ларион-то не слабак. Прохора так двинул, что тот собственными зубами подавился!
– Давай сначала догоним, а там увидим! – прекратил спор Миша.
Неожиданно он остановился, и боцман со всего маху врезался ему в спину.
– Что?
– Смотри! – указал вниз Смородин.
Они уже одолели четверть склона и теперь выбежали на открытую поляну, усыпанную поднимавшимися над кривыми и низкорослыми ёлками валунами. Взобравшись на один из них, Миша как на ладони увидел подступившую к лесу Дубровку. Между первым рядом домов и деревьями на склоне тянулась широкая вырубка с пастбищами и тёмными прямоугольниками огородов. Пересекая зелёный луг, бежали четверо. Двое волокли на растянутых верёвках связанного Александра. Третий семенил позади, постоянно оглядываясь и подталкивая наследника в спину.
– Гайдуки старосты! – судорожно выдохнул боцман.
– А третьего узнал?
– Узнал, – и не сдерживаясь, Стефан грязно выругался, злобно скрипнув зубами. – Верно народная молва говорит – бойся не того, кто кусает, а того, кто лижет. А я же к нему, как к брату!
– Да… – вздохнул Смородин. – Родня у нас ещё та.
– Не успели мы, Михай! Что теперь делать будем?
– То же, что и до этого делали – спасать Сашка. Зато мы теперь знаем, кто такой жадный до награды за князя. Хотя, вспоминая старосту, я удивляюсь, что мы сами не подумали об этом после статьи о самозванце. За такие деньги не то что Дубровка, а, наверное, вся Дакия рыщет в поисках наследника. С Чубуком всё понятно, но вот Ларион?
Стефан вновь разразился бранью, безжалостно проехавшись по Лариону и его родне.
– Накажет его Святой Эрик за предательство! – закончил он, для верности презрительно сплюнув под ноги.
– Если успеет! – изобразил на лице безоглядную решимость Смородин. – Хотелось бы сделать это первым. Во всём этом меня удивляет даже не столько его предательство, а то, когда он успел с ними сговориться.
– Это я виноват, – вдруг признался Стефан. – Но, видит Господь, потворствовал ему, не зная, что делаю.