– Пойдемте пройдемся.
Они вышли, их окутали вечерние сумерки. Катя поежилась от холода, застегнула молнию стеганого пальто-дутика до подбородка. Апрель, а тут в низинах в окрестных рощах еще лежит снег. Красивое здесь место, озеро недалеко. И не скажешь, что под самым боком с одной стороны подмосковный город Рождественск, а с другой – Москва подступает.
А тут – поля в вечерней дымке. Дорога, к федеральному шоссе. У шоссе – кондоминимум, напоминающий слепившиеся друг с другом птичьи гнезда. А здесь – простор. Новые дома стоят отдельно друг от друга.
– Нет никакого забора. Доступ на участок открыт, – сказал Гущин.
– Это экопоселок. Тут такие правила. – Артем Ладейников огляделся. – Они сами так захотели – жители, владельцы коттеджей. Игорь Петрович говорил – современный экоурбанистический стиль. Как в Европе.
– Или на Рублевке, – хмыкнул Гущин. – И здесь тоже все чертовски дорогое. И земля, и участки. И дома.
– Тут у них ветряки для электричества. – Артем махнул куда-то в сумерки. – С дороги видно.
– А въезжать как сюда, в поселок? Я ехал – здесь уже наши везде, ГИБДД, все перекрыли. А вы как въезжали с Вавиловым? Там у них КПП, сторож?
– Никакого сторожа. Они поставили шлагбаум. И у них пульты у каждого. Они сами въезд открывают.
– А как же экстренные службы сюда попадают?
– Я не знаю. – Артем пожал плечами. – Это надо у Игоря Петровича спросить.
– Как только он адекватным станет. А пока что вы можете сказать?
– Мы приехали, а тут это. – Артем Ладейников умолк, потом продолжил: – Мы как вошли… А она – в гараже… А на стене… Он как это увидел… Честное слово, я больше за него в тот миг испугался. Думал, если у него табельный в кобуре, он застрелится прямо там. Но вроде с табельным на совещание к губернатору не ездят. А он на совещании был. Потом мне позвонил, мол, собирайся, я тебя у метро захвачу.
Полковник Гущин слушал, а сам осматривал участок. Катя глядела себе под ноги – все заасфальтировано тут, и плитка везде от самой подъездной дороги. Вавилов, видно, грязь дорожную не терпит. А в результате – каменный дворик, и никаких следов убийцы. Деревья тоже повырублены, пни выкорчеваны. Вон соседние дома – там старые деревья постарались сохранить. А Вавилов сделал «место пусто».
Окна двух соседних домов закрыты металлическими жалюзи изнутри. Наверное, никто не живет там.
– Что, еще не купили дома? – спросил Гущин.
– Я не знаю, – ответил Ладейников.
– А вы, Артем… на «ты» буду к тебе обращаться, хорошо?
– Хорошо, Федор Матвеевич.
– А ты бывал тут прежде – у него дома?
– Однажды. Мы из Шатуры ехали. Игорь Петрович там информационно-аналитическую работу проверял. Обычно я в приемной у него сижу, я же фактически секретарь-помощник. А в тот раз он меня с собой взял. И на обратном пути заехали к нему домой обедать, то есть ужинать уже.
– Ты Полину видел?
– Да, видел в тот день. – Артем вздохнул. – Она ничего не умеет готовить. Сделала нам омлет. Игорь Петрович ел и хвалил. Мы с его водителем тоже ели, потом меня водитель домой отвез.
– А сегодня Вавилов водителя не брал и служебную машину тоже? – спросил Гущин, бросая взор на стоящий у дома серебристый внедорожник Вавилова.
– Сегодня нет. Он в выходные старается водителям дать отдых.
– А тебя что же на работу выдернул?
– Не на работу. – Артем покачал головой. – Он меня помочь попросил. Вчера сказал: не окажешь услугу? У жены Полины, мол, что-то там с ноутбуком. То ли зависает, то ли что-то с программой. Я согласился, конечно, посмотрю, сделаю что могу. Он сказал, что во второй половине дня, после совещания позвонит. И позвонил.
– Во сколько?
– Около половины четвертого. Мы у метро встретились, он из центра ехал, а я от себя. Забрал меня.
– Сам за рулем на этой машине?
– Да.
– И что дальше?
– Мы сюда приехали.
– Он там, на дороге, пультом открыл шлагбаум?
– Ну да, я же сказал, а это важно?
– Нет. И что тут у дома?
– Ничего, он позвонил. Никто не открывает. Он сказал: дом большой, Полина наверху. И полез за ключами.
– Он ключом открыл дверь?
– Да.
– Так у них же там задвижка, цепочка изнутри. Он что же, знал, что на задвижку не закрыто?
– Я понятия не имею.
Катя слушала Гущина. Вот о чем он сейчас спрашивает этого парня, секретаря? Ведь он уже выяснил, что у Вавилова на момент убийства – алиби. Тот находился на совещании у губернатора вместе с начальством Главка. К чему все эти вопросы?
Или Гущин до конца Вавилову, что ли, не верит? Что тот организовал себе алиби и нанял киллера – жену убить?
– Значит, дверь открытой оказалась? – уточнил Гущин.
– Нет, закрытой, он ключом открывал.
– Я имею в виду не на задвижку и цепочку.
– Так она же мертвая уже была к тому времени. – Артем всплеснул руками. – Кто же там задвижку задвинул бы изнутри?
– Я имею в виду то, что Вавилов открыл дверь своим ключом. А не стал дальше громко звонить в дверь. И по мобильному он ей, кстати… звонил с дороги?
– Нет, при мне в машине нет.
– Ладно. И что дальше?
– Мы вошли, а там кровища на полу. Он сразу по следу этому – в гараж. А там… – Артем Ладейников умолк. – Я поначалу растерялся. Потом стал в Главк звонить дежурному.
– А Вавилов?
– Он к жене бросился. И стал словно помешанный. Когда увидел… ее и то, что там на стене. Руки… эту жуть… и то, что там намалевано. Потом из ОВД приехали – им из дежурной Главка сообщили. Когда много народа – легче. А то я не знал, что мне с ним, когда он в таком шоке, делать.
К дому со стороны дороги двигалась «Скорая». Нет, не «Скорая», а «труповозка». Сейчас там, в доме, тело Полины Вавиловой упакуют в черный пластиковый мешок и повезут в бюро судебных экспертиз.
Катя не желала возвращаться в этот страшный дом, где жил бывший начальник уголовного розыска.
Где-то в голых, лишенных листвы кустах тенькала птаха-невидимка, провожая стремительно заканчивающийся день.
Птица что-то вещала тоненьким надтреснутым, как мертвый колокольчик, голоском.
Катя не желала прислушиваться. Она чувствовала, как ее колотит дрожь.
Это в прежней жизни ее называли Мимоза. Имя ей нравилось – эти желтые мартовские цветы с насыщенным ароматом, неказистые, но такие стильные, где сама природа, а не цветочная селекция говорит сама за себя.