Гость лениво шевелит пальцами, словно перебирая чётки, и глухим невыразительным голосом отвечает:
– Можете обращаться ко мне, как пожелаете. Мне (срабатывает система блокировки нелицензированных выражений).
– Хорошо… – Иоганн на мгновение теряет контроль над собой, и по его лицу пробегает гримаса отвращения. – Уважаемый, традиционно Корпорация предполагает невмешательство в дела планетарных и секторальных правительств. Но вы, как сотрудник, работающий в отделе силового взаимодействия, наверняка имеете на этот счёт своё мнение. Не соблаговолите ли…
Койотль издает тихий смешок, похожий на свистящий кашель.
– Нет, – прерывает он ведущего. – У меня нет мнения на этот счёт.
– Но вы предпочитаете…
– Не предпочитаю.
– Но…
– (Срабатывает система блокировки нелицензированных выражений), Трипер ты копчёный! Я пришёл сюда, потому что меня пригласили на беседу о пустынях и выживании, – Койотль говорит рвано, голос неприятно отдаётся в ушах, словно лай. – Тебя и твоей передачи в планах не было. Я буду говорить о пустыне. Ты можешь спрашивать всё, что угодно.
Ведущий нервно сглатывает, и на некоторых камерах видно, что сквозь гелевую плёнку грима проступают крупные капли пота.
– П-пустыни?.. – Трипер делает над собой усилие, и восстанавливает душевное равновесие. Автомат «К-12003» съёмочной группы отмечает опасно высокий уровень кровяного давления ведущего, и отправляет данные в дата-центр АСН. – Хорошо… Пустыни. Что вы думаете о пустыне?
– Я не думаю. Я там живу.
– В каком смысле? У вас там дом? Или резиденция в Пахо-Альто, где два года назад произошло столкновение сил Охраны Корпорации и граждан, борющихся за свои права?
Из-под шляпы доносится рычание. На пол падают еще два парящих съёмочных устройства, и К-12003 отводит оставшиеся на безопасное расстояние.
– Я. Живу. В пустыне. В любой. Там хорошо. Тихо. Нет журналистов, – Койотль сжимает пальцы, и на пол сыплются осколки прочного пластикета, из которого сделаны подлокотники кресла. – Они там не выживают.
– Скажите, ваше… э-э-э, предвзятое отношение к представителям нашей профессии – это следствие продолжения взглядов Корпорации, её официальная позиция, или ваша личная психологическая травма, полученная во время исполнения, э-э-э, в пустынях приговоров честным и чистым духовно оппозиционерам?
– (срабатывает система блокировки нелицензированных выражений)! С-скотина…
Изображение на всех камерах гаснет, автомат К-12003 выходит из строя, не успевая послать сигнал в полицию. Освещение отключается. В тёмной студии раздаются звуки глухих ударов тупым предметом, вопли Трипера и сдавленное рычание.
– Агент Кловис! Вы представляете, как низко опустили рейтинг нашей организации в глазах общественности? Вы вообще там охренели в своих пустынях! – седоватый полный мужчина в мундире вице-генерала Сектора силового взаимодействия размеренно прохаживался перед стоящим по стойке «вольно» Инульгемом, сдерживающим раздражение. – Скажите, старший агент, вы давно разгребали говна на передовой, подавляя мятеж? Или эвакуируя семьи и детей сотрудников Корпорации из политически нестабильных территорий? Или… Впрочем, можете не отвечать. Вы, Кловис, мудак! То есть, одиночка и похуист…
Инульгем скосил глаза в сторону генерала, и мысленно пообещал принести его в жертву богу-Койоту. Разнос длился уже час, но начальство не унималось…
Проводив Тайну прочь, к станции перемещения и заботливым рукам мастеров перемещения, Койотль уселся поудобнее в ёрзающее массажными валиками кресло, и задумался:
«Я ведь не злодей. Не классический «Чёрный Властелин», как пишут до сих пор в местных низкопробных фант-боевиках и голосюжетах. У меня нет трона, если, конечно, не считать им это убожество, которое своим куцым интеллектом не может понять особенностей моей не слишком стандартной фигуры, и массирует воздух. Я не отправляю в бой полчища преданных мне морлоков, орков, драконов, десантников тьмы и демонов хаоса… Не наслаждаюсь мучениями очередной жертвы, дрожащей на растянутой дыбе в ожидании прикосновения палача. Не…
Да, Койот, драное ты моё божество, я даже сердца в жертву тебе приношу клонированные. Тем не менее, все, абсолютно все считают меня дьяволопоклонником и отщепенцем, способным отрезать голову младенцу и напиться его крови. Моя проблема в том, что я действительно могу это сделать – если будет необходимо. И кровь… В пустыне не место сантиментам. Пустыня ошибок не прощает, если надо пить кровь, чтобы выжить – я буду это делать».
Инульгем вздохнул, отключая кресло и низводя его сенсоры до пассивного состояния. Из всех технологических новшеств этого периода он больше всего ненавидел интеллектронику. После случая с активно-агрессивной кроватью, едва не лишившей его некоторых весьма важных частей тела, Кловис старался изводить мебель в пределах досягаемости до логического замыкания в схемах и отключения всех функций, кроме стандартных.
«И, клянусь хвостом, эти времена ещё благословенно просты – квазиживые сервоматы не распространились, – передёрнувшись, подумал он. Обхватившие шишковатые колени пальцы едва заметно вздрогнули. – Эх, Спенсер, Спенсер, дурачок… Неужели ты думал, что сможешь убежать по-настоящему?»
Над столешницей, повинуясь движению глаз, развернулось сплетение пересекавшихся и перетекавших друг в друга разноцветных полотнищ, плоскостей и ярких линий, украшенных набухшими, как лимфоузлы под дряблой кожей, бесформенными утолщениями. Карта подстроилась под данные со спутников, и вывела координаты в нулевом формате для ближайших узлов Сети, вспыхнувших синим. Оранжевая пульсирующая звёздочка в некотором отдалении от центрального сгустка Линий и Параллелей выделяла местонахождение цели.
«Ты так трогательно поверил мой нынешней истории… Как было, извини, смешно наблюдать твои загоревшиеся глаза, когда я рассказывал про свой, кхе, родной мир и несправедливость вирусной атаки на туземное население. Ты полыхнул, как костёр, куда плеснули биотопливо. И лавина стронулась с места в тебе, погнав вперёд, за памятью и за осознанием себя…
Но вот беда: все эти прыжки и ужимки, преследование, космическая регата и Инквизитор… Это – только дымовая завеса над тем, что мне от вас по-настоящему нужно».
Мысли Койотля вернулись к Александрии, затерянной в песках, и добытой там информации. Результаты не радовали. В предыдущие периоды не было такого цейнтнота, как сейчас.
«Тогда мы успевали. И рекондиционирование никогда не тратило столько ресурсов, усилий и времени. Да, мы выжили. И выживем сейчас. Но какой ценой? Что вообще можно отдать за выживание такой структуры, как Корпорация? Жизнь? Свободу? Память? Но наши жизни и свобода нам не принадлежат, а память… Память мы теряем так же легко, как и время. И с каждым разом восстанавливать её всё труднее и труднее»
Пиликнул тон входящего вызова, и перед картой развернулась тёмная плоскость, заполнившаяся светлыми муравьями экспресс-кода. Инульгем пробежал сообщение взглядом, потом внимательно перечитал ещё раз, и нахмурился.