«Этот поход он уже оговорил с печенегами, – думал, слушая князя Игоря, воевода. – Их набег отвлечет силы ромеев… Точно так же, как древляне отвлекут меня. Бересту он изорвал очень старательно и неторопливо, так и не показав мне, а о моем пути в обход он своевременно сообщит древлянам. Недаром же увел разговор о совместных действиях в сторону. Это следует проверить…»
И предложил:
– Если повелишь, я могу пройти Гремячим бродом.
– Гремячим? – недоверчиво переспросил Игорь.
– Вверху – каменная гряда, и шум воды заглушит переправу дружины в седлах. Если древляне не будут ждать меня на другом берегу, я выйду им за спину.
– Гремячий, – повторил князь. – И древляне окажутся меж нашими мечами?
– И они окажутся меж нашими…
Из-за полога внутрь шатра скользнул молодой гридень. Не глянув на Свенельда, склонился к княжьему уху.
– Привезли? – громко переспросил Игорь.
В его голосе слышалось почти восторженное нетерпение. Гридень шепнул что-то еще, но князь перебил:
– Ему дали отдохнуть? Подготовили?
Гридень молча поклонился.
– Тогда давай его сюда. Немедля!
Гридень, пятясь, тут же покинул шатер. Игорь вскочил, прошелся, возбужденно потирая руки.
– Византия прислала подарок. Они боятся меня. Боятся!..
Полог откинули снаружи вышколенные Кисаном гридни, и в шатер, настороженно озираясь, вошел рослый, обнаженный по пояс парень. Могучий торс его блестел, натертый оливковым маслом. Он низко поклонился и, выпрямившись, замер, скрестив на груди перевитые мускулами руки.
– Как твое имя, богатырь? – спросил Игорь.
Богатырь лишь что-то беспомощно промычал.
– Хорош! – сказал великий князь, любуясь живым подарком. – Ты согласен со мной, воевода? И – без языка, как я и требовал.
– Хорош, – равнодушно отметил Свенельд. – Ромеи откупились от твоего набега, великий князь?
– Месть! – Игорь потряс сжатым кулаком. – Я помню свой разгром даже тогда, когда сплю. Ступай, Свенельд, ступай. Мы потом поговорим о древлянах и… Как ты назвал брод?
– Гремячий.
– Да, да. Потом, потом. Тебя известят.
Свенельд молча поклонился и вышел из шатра.
2
– Всадники! Всадники!..
Маленький служка в черных развевающихся одеждах торопливо бежал через двор, выпятив жалкий клок редкой беспомощной бороденки. И вмиг ожил тесный двор христианской общины, в которой и церкви-то не было, а вместо нее стояла в центре двора малая моленная изба с грубо вырубленным деревянным крестом над входом. Церкви не было, а страх был, потому что громили христиан в те времена часто и нещадно и всегда вдруг, внезапно, без угроз и каких-либо поводов, и не барыша ради – какой барыш с нищих да убогих? – а скорее ради упоения собственной безнаказанностью да озорством. И насмерть перепуганные нищие последователи Христовы всполошно заметались меж покосившихся древних изб. Заметались молча и обреченно…
Но из моленного дома появился старый – борода белая – священник-грек. Высоко поднял наперсный крест.
– Веруйте в час испытания!
Беготня сразу же прекратилась. И все вдруг услышали частый перестук конских копыт.
– Они – в белом, в белом с золотом, – задыхаясь, сказал служка. – Это не княжьи отроки.
– В белом – стража княгини Ольги, – пояснил священник. – Откройте ворота на ее милость. Она даровала нам эту обитель.
Служка метнулся к воротам. Тощая его бороденка после слов священника степенно прижалась к груди и не выглядела теперь совсем уж беспомощной. Он успел распахнуть воротные створы, и во двор шагом въехали всадники в белой, отделанной золотом одежде. Священник сразу приметил среди них статную молодую женщину и склонился в глубоком поклоне.
– Прими мое благословение, великая княгиня.
Ольга не ответила ни словом, ни жестом. Надменное лицо ее ровно ничего не выражало, но старый грек, мельком глянув, успел почему-то подумать, что решение, которое она сейчас принимает, дается ей очень нелегко.
– Мои слова не для сторонних ушей, старик.
– Изволь пройти за мной, великая княгиня.
Священник неторопливо двинулся к моленной избе. Ольга, спешившись, молча последовала за ним, а ее стражники тоже начали спешиваться и отпускать коням подпруги.
Грек и княгиня вошли в тесную избу, освещенную единственной свечой, горевшей у подножья креста из темного мореного дуба.
– Здесь нет любопытных ушей, великая княгиня, – сказал священник. – Здесь слушают слово Божие.
– Как же твой Бог слышит твои молитвы?
– Он слышит душою Своей.
– А как быть с твоими ушами, старик?
Кажется, Ольга усмехнулась, но так могло и показаться, почему грек предпочел промолчать.
– Я могу повелеть отрубить их, но тогда ты не услышишь моих слов. – Она рассуждала спокойно, как о чем-то незначащем. – Впрочем, можно будет вырвать тебе язык после твоих ответов.
– На все воля Божия, великая княгиня, – смиренно поклонился священник.
– На все – моя воля.
Старик промолчал. Начало беседы складывалось напряженно, он ощущал это. И по опыту знал, что самым простым выходом из раздражающих сильных мира сего напряжений всегда были кровь и мучения. И даже успел подумать, что этот опыт в конце концов и привел его не только к вере во Христа, но и к истовому служению Ему. И тихо, но несокрушимо упрямо повторил:
– На все воля Божия.
– Твой Бог и вправду премудр и всемогущ? – как-то нехотя, будто заставляя саму себя, спросила она.
– Он вдохнул в меня бессмертную душу.
– Тогда спроси своего Бога, с чем я пришла к тебе сегодня, – неприятно усмехнулась Ольга. – И хорошо услышь ответ его, если не хочешь лишиться головы.
Священник грузно опустился на колени пред крестом. Широко осенив себя крестным знамением, уперся лбом в грязные, истоптанные жерди настила. Выдохнул:
– Господи!..
На мгновение смертный ужас объял его: в голосе всемогущей княгини Великой Киевской Руси слышались не только неведомая ему досада, но и странное недовольство собой, которое обещало легко обернуться гневом при малейшей ошибке в ответе. Усилием воли он поборол эту волну ужаса: спасение могло прийти только в угаданных словах, и ему предстояло найти эти слова. «Господи, просвети, Господи, не оставляй, Господи, помоги рабу Твоему!..» – горячечно шептал он про себя, но в голове лишь бестолково метались обрывки пустых суетных мыслей.
Нет, не только жизнь сейчас было страшно потерять: смерть под крестом – прямая дорога в рай, и он страстно веровал в это. Страшно, невыносимо страшно было потерять заблудшую душу, с его помощью на глазах обретавшую путь спасения. Княгиня начала искать тропу истиной веры, он знал об этом, он почувствовал ее поиски даже в той цепкой дотошности, с которой Ольга расспрашивала его, и он должен был, обязан был спасти ее душу. И тогда скромная, презираемая всеми киевлянами обитель их стала бы духовным центром всего Киева. Сюда потянулись бы не только ищущие спасения загробного, но и ищущие блага земного, сиюминутного и суетного. Но что, что, какого заветного слова ждет от него великая княгиня?..