– Дозволь поднять кубок во здравие твое, княгиня.
Ольга чуть приподняла кубок, тут же опустив его на место.
– Ты разлюбила вино, княгиня?
– Ты стоишь на двух ногах, боярин? Или – на одной? А если на одной, то на какой именно?
– Я не понимаю тебя, княгиня.
– Когда-то с тобою советовался мой отец, прозванный Вещим. Неужели с той поры ты разучился говорить правду?
– Ты – мудра, дочь Олега. – Годхард вздохнул. – Ты сразу поняла, что я не проживу и трех дней, какую бы правду я ни принес отсюда. И во имя моей вечной преданности конунгу Олегу я принесу Игорю ту правду, которую ты велишь мне принести.
– Тогда доложи своему повелителю, что христиане верят в непорочное зачатие, боярин Годхард.
От растерянности Годхард выронил грушу. Она сочно шлепнулась на ковер, а Ольга усмехнулась:
– Ты постарел, и тебя стали выдавать руки.
– Прости, княгиня. Я не понял твоих слов.
– Груша красноречивее тебя.
– И все же я не понял тебя, дочь моего конунга, – упрямо повторил боярин.
– Я – женщина, Годхард. – Великая гордость и великое торжество прозвучали в ее голосе. – Женщина, которая с Божьей помощью скоро станет матерью.
– Ты… Ты… – Руки боярина задрожали настолько, что он вынужден был прижать к груди стиснутые ладони. – Игорь повелит привязать тебя к телеге с глашатаем впереди и прилюдно засечь плетьми до смерти.
– И лишится единственного наследника? – улыбнулась Ольга. – Не настолько он глуп. Пока я ношу ребенка, он и пальцем меня не тронет, Годхард.
– Но потом, когда родишь…
– Я доверила тебе свою тайну только ради того, чтобы услышать от тебя, что должно быть потом.
Руки боярина по-прежнему дрожали. Чтобы унять эту дрожь, он торопливо налил себе полный кубок вина и залпом выпил его, не расплескав.
– Я жду мудрого совета, боярин.
– Игорь должен умереть, – твердо сказал Годхард. – Как видишь, я стою на одной ноге.
– Должен умереть, – тихо повторила княгиня.
– Так, как умер его отец, – еще тише сказал боярин.
– Так, как умер Рюрик, – задумчиво отозвалась Ольга. – Проклятый род должен мучиться в аду, а не греться у костров Вальхаллы. Да будет так, как ты сказал. Прими мою благодарность и ступай.
Годхард встал и торжественно, низко, ниже обычного поклонился княгине.
– Мы не увидимся более, великая княгиня. Дозволь одну просьбу.
– Говори.
– Два моих сына служат в дружине князя Игоря. Они – хорошие воины, но там им может вскоре стать неуютно. Вели Свенельду принять их в его дружину.
– Он исполнит твою просьбу, боярин.
– Их зовут Адвольф и Рудвольф. Дружинники-славяне переделали их имена на свой лад. Адволк и Рудволк. И мои сыновья уже привыкли к этим именам.
– Белый и Красный, – повторила Ольга, не сумев скрыть вздоха. – Я запомнила, боярин Годхард.
– Да благословят боги род твой и чрево твое, дочь моего конунга.
Годхард еще раз поклонился и вышел из покоев. Усадьба его находилась неподалеку от киевского дворца княгини, но он впервые повелел ехать кружным путем, через Подол. Где внезапно и приказал остановиться.
Стража тут же начала спешиваться. Заметив это, он строго сказал:
– Ждать здесь.
И исчез в кривых улочках и переулках.
У ничем не приметной избы оглянулся, подошел к двери, без стука распахнул ее и вошел внутрь.
В первой половине сидел старик в странном для киевлянина одеянии. Увидев Годхарда, легко вскочил, рука привычно метнулась к поясному ножу, но, внимательно вглядевшись, склонился вдруг в глубоком поклоне.
– Узнал?
– Великий боярин…
– В доме никого нет?
– Не услышат.
– Когда-то я оказал тебе большую услугу, хазарянин. Окажи и ты мне большую услугу.
– Что повелишь, боярин?
– Я хочу сегодня уснуть и завтра не проснуться.
– Великий боярин…
– Без всякой боли. Просто уснуть и не проснуться. Если обманешь, тебя найдут и ты умрешь в мучениях.
Хазарянин, согнувшись, попятился к занавеске, отделявшей вторую половину, и исчез за нею. Появился быстро, с поклоном протянул склянку темного венецианского стекла.
– Выпей на ночь и умрешь во сне. Только хорошо подумай сперва, боярин.
– Уже подумал, – усмехнулся Годхард, пряча склянку. – У Игоря, знаю, уж очень лютые каты. А я стар и могу не выдержать их пыток. Прощай, хазарянин.
И вышел.
4
– Годхард не проснулся? – Игорь нахмурился: ему не нравились внезапные смерти, если они не происходили с его ведома. – Что говорит стража?
– Вечером навестил великую княгиню, – докладывал ближний боярин, изо всех сил скрывая страх. – Вернулся в добром настроении…
– Береста? – нетерпеливо, с досадой перебил великий князь. – Бересту нашли?
– Береста при нем, великий…
– Ступай, – резко сказал Игорь.
Великий князь узнал о новости, когда лодья едва причалила к пристани, и сразу же хорошее настроение покинуло его. Он мечтал о встрече с бронзовым истуканом, молчаливым, но таким догадливым и послушным. А тут – Годхард не проснулся. Ни с того ни с сего…
Но береста – при нем, а княгиню боярин навестил. Показал ей княжеский наказ? Возможно, только – зачем? То слово, которое процарапано на бересте, само по себе ничего не объясняет, а княгиня вольна толковать объяснения, как ей угодно. Да к тому же Годхард – глубокий старик, такие, случается, умирают во сне. Сами собой умирают и портят настроение своим повелителям…
Досада. Досада все чаще и чаще посещает его, а все вокруг только и делают, что умирают. Не вовремя и бестолково.
Прибыв в усадьбу, он тотчас же велел позвать Кисана. В ожидании, когда тот явится, мерил палату широкими шагами и злился, что вынужден терять время на какие-то советы, беседы, разговоры. Он не любил и всячески избегал какой бы то ни было деятельности, кроме легкой войны и азартной охоты.
Бесшумно вошел Кисан. Впрочем, он всегда входил бесшумно, приказывая заранее хорошо смазывать все засовы и крепежи дверей княжеского дворца.
– С благополучным прибытием тебя, великий князь.
– Почему ни с того ни с сего умер Годхард? – резко спросил Игорь, останавливаясь перед своим главным советником.
– Старость, – очень тихо и очень кратко ответил Кисан.
– Догадываюсь! – рявкнул князь, вновь начав метаться по палате. – Я спрашиваю, почему так не вовремя? Почему – вдруг? Как только посетил великую княгиню, так сразу и помер. Тебя не удивляет совпадение?