Юра обернулся и со злостью посмотрел на солдат, но ничего не сказал. Повернув голову обратно, он наткнулся на сгорбленного человека, закутанного в серый плащ.
– Извините, – буркнул Юра, но фигура незнакомца уже растворилась в толпе.
Мешочка с ингредиентами на поясе парня уже не было.
– Старый знакомый, – губы капитана Тэргиса расплылись в змеиной улыбке. – И суток не прошло, а ты вновь у нас. Ну, что на этот раз?
Чиновник внимательно посмотрел на солдат. Те подтянулись, и крепыш выпалил:
– Обвинение в краже у лавки Озда, торговца ингредиентами, – помявшись, он добавил. – Правда, Озд нашел пропажу. Но! Мы решили доставить его к Вам, так как я вчера видел этого типа в Управлении под конвоем какого-то сержанта. И решил проявить бдительность.
Встав из-за стола, капитан приблизился к Юре и обвел его плотоядным взглядом.
– Правильно сделали, капрал. Очень даже правильно! Для начала обыщите, потом отведите задержанного в камеру, а после возвращайтесь сюда, в кабинет. Я расскажу, что надо будет сказать завтра в суде.
В суде? У Юры все похолодело внутри. Но как, и за что? Он не виновен.
– Погодите, какой суд? – протестующе начал Юра. – За что?
– За кражу, – пожал плечами Тэргис.
– Но я ничего не крал!
– Значит, за попытку, какая разница? – махнул рукой толстяк. – Есть обвинения и посерьезней. Главное, завтра на твоей мордочке поставят клеймо и сошлют добывать склик. Это-то поубавит в тебе спеси. Уведите его!
– А адвокат? – Юра ухватился за последнюю соломинку.
– Какой адвокат? – рассмеялся капитан. – Завтра во дворце Дуумвирата тебя примут. И если Лорд-Судья решит дать тебе защиту, значит, тебе повезло. А нет, так сам себя защитишь. Хотя в этом я очень сильно сомневаюсь. Сегодня с утра я получил рапорты с таможенных пунктов – вести для тебя не очень радостные. А теперь пшел вон отсюда!
Усатый развернул парня за плечо и вывел из каморки. Они повторили вчерашний путь в подвал. Когда дверь захлопнулась за спиной конвоира, Юра в отчаянии бросился на циновку и зарыдал. Еще с утра возвращение домой казалось таким близким, а сейчас последний луч надежды начал угасать. С мокрыми от слез глазами он провалился в беспокойный прерывистый сон и даже не обратил внимания на свою пропажу.
Утром, едва забрезжил рассвет, нижнее окошко двери камеры откинулось внутрь наподобие столешницы, и на него выставили еду: свежий хлеб и крынку с молоком.
– Завтрак, – пробурчал голос охранника. – Считаю до пяти, а потом все смахиваю на пол и закрываю камеру!
Едва поняв, что происходит, Юра поднялся с подстилки и бросился к продуктам. Быстрым движением он схватил завтрак и перенес на импровизированный столик в углу. То, как кормили в этой тюрьме, никак не связывалось с его представлениями о средневековых застенках. По идее, еда здесь должна быть отвратной, а на практике все оказалось наоборот.
Когда конвоир сказал о еде, Юра подумал, что к ней даже не притронется. Но едва аромат свежего хлеба ударил ему в ноздри, как он быстро все съел, до последней крошки. Полученной пищи было явно мало, так как живот зашелся в голодном урчании.
– Привыкай, – печально прошептал Юра. – Если сошлют на каторгу, ты будешь есть мало всегда.
От этой мысли к горлу подкатила волна тошноты. Надо было придумать стратегию защиты, но никакие мысли не шли в его голову. Сослаться на торговца? Было бы хорошо, чтобы его вызвали в суд, и он подтвердил невиновность Юры. А еще можно позвать Ирдиса. Уж он наверняка обладает связями, чтобы помочь ему. А зачем чародею помогать? Как зачем? За большой куш, который Юра ему заплатит за портал.
Немного успокоившись от этой мысли, Юра вернулся на циновку и прилег. Не то чтобы ему хотелось спать, просто заняться в камере было решительно нечем, а ходить взад и вперед, как загнанный зверь в клетке, ему показалось глупой затеей.
Едва успел он удобно устроиться, как в коридоре раздались шаги, нижнее окошко в двери отворилось, и раздался голос конвоира:
– Встать спиной к двери и просунуть руки. Живо!
Проклиная все на свете, парень подчинился. Когда руки оказались туго связаны, заскрипел засов, дверь в камеру отворилась.
– На выход!
Юра вышел. Он думал, что его отведут в кабинет к капитану, но нет. Они вышли на залитую солнцем улицу. У подъезда управления, где еще позавчера его ждала коляска до дома Ирдиса, теперь стояла повозка с огромной клеткой наверху. Внутри сидело трое пленников. Они были заросшие, грязные, и от них пахло страхом и отчаянием. Затравленными глазами они посмотрели на новичка. С хмурым видом Юра залез внутрь клетки, поздоровался и сел на лавочку с краю. В ответ на приветствие арестанты молчали и косились на парня. За Юрой в повозку влезли два конвоира, и они поехали.
Безо всякого интереса он смотрел на дома и улицы. Даже перспектива увидеть дворец его нисколько не радовала. Да, он хотел посмотреть на него, но не при таких обстоятельствах.
Завидевшие повозку люди останавливались. Кто-то показывал пальцем на заключенных, словно звери в клетку, людей, кто-то укоризненно качал головой, мальчишки свистели им вслед, а кое-кто даже запустил в арестантов картошкой. Корнеплод отскочил от решетки, конвоир заругался, и ватага пацанят бросилась врассыпную.
Они въехали в широкий двор. Кругом, куда ни глянь, высились белые стены дворца, солнце отражалось от окон и шпилей, и со всех сторон со стягов глядели две пары холодных змеиных глаз.
– Вылезайте, грязное отребье, – выругался конвоир, спрыгнув на землю.
С молчаливой покорностью троица встала и спрыгнула вслед за охранником. Третий арестованный подвернул ногу и упал на мощеную мостовую.
– Встал, быстро! – легкий тычок сапог под ребра, по мнению конвоира, должен был заставить мужчину сделать это гораздо быстрее.
В ответ он застонал и кое-как поднялся.
– А ты чего ждешь? – грозно насупился солдат, глядя на Юру.
– Иду, – пробурчал парень и спрыгнул вниз.
И они пошли внутрь дворца. Арестованные во главе с конвоиром зашли через черный ход, некоторое время петляли по коридорам с белоснежными стенами, завешанными картинами, гобеленами и коврами, раскрашенными разными батальными сценами и пасторальными пейзажами. Юра уже запутался в поворотах и переходах, когда они вышли в просторный зал сбоку.
В центре зала, ближе к окну, на постаменте стояло огромное кресло, на котором восседал высокий статный мужчина, по всей видимости – судья. Седина тронула его виски и чело, гладковыбритое благородное лицо покрывала сеть морщин. Справа от кресла на стуле за столом, заваленным бумагами, сидел сухонький старичок и, близоруко щурясь, выкрикивал имена обвиняемых. После вынесения приговора он бил деревянным молоточком по висевшей тарелочке, которая была на вид как фарфоровая и издавала мелодичный звон. Обвиняемые сидели на скамьях, стояли в центре залы, и помещение было заполнено более чем наполовину. К судье по очереди подходили арестованные в сопровождении конвоиров. Дальше шло судебное разбирательство. Обвинителями выступали либо потерпевшие, либо, в основном, солдаты городской стражи. Все чаще и чаще звучал уставший и вместе с тем зычный приговор «Виновен!», а после этих слов мелодичный звон гонга.