Глядя на этих дикарей, невольно спрашиваешь себя: откуда они пришли? Что могло их привлечь? Что заставило целое племя людей покинуть прекрасные северные области, спуститься вдоль Кордильер, изобрести и построить челноки, не употребляемыми племенами Южной Америки, и, наконец, вступить в одну из самых негостеприимных стран на земном шаре? Природа, сделав привычку всемогущей, а результаты её действия наследственными, приспособила Фуэгина к климату и естественным плодам его скудной родины.

Нет, нельзя говорить, что путешествие дарило морякам одни только неприятные впечатления. Корабль «Быстрые паруса» и капитан Александр могли в полной мере оценить не только жестокий нрав, но и чарующую красоту этого края Дымов. Когда маленький флот шлюпок находил уютную бухточку, скрытую окружающими островами, и моряки разбивали палатки и разводили костры, – ничего отраднее этого зрелища нельзя было себе представить. Зеркальная вода бухты с нависшими над скалистым берегом ветвями деревьев, пышные бромелии с тяжелыми гроздьями сладких плодов, неизвестно как попавшие сюда с теплого севера, заросли лавра, коричневого дерева и душистого мирта, шлюпки на якорях, палатки, поддерживаемые скрещенными веслами, дымок над лесистой долиной. Картина тихого уединения нужна иногда отважным сердцам суровых моряков, прошедших закалку во всевозможных морских испытаниях, которые в обилии предоставляют смелым мореплавателям океаны нашей Земли.

При движении шлюпок по каналам в тех частях архипелага, где есть хоть какое-то население, на возвышениях берегов часто вспыхивали огни, как бы в оправдание названия архипелага Блуждающих Огней. Огни зажигались Фуэгинами как для привлечения внимания путешественников, так и для распространения повсюду вести об их появлении. Некоторые туземцы, которые, возможно, никогда не видели белого человека, бежали вдоль берега километры за километрами. Время от времени несколько человек, совершенно голых, с длинными волосами, падающими им на лица, появлялись на краю нависшего утеса и, размахивая над головой палками и подпрыгивая, испускали самые отвратительные вопли. Бежали они с такой скоростью, что временами у них шла носом кровь. Они кричали так громко и говорили так быстро, что рты их покрывались пеной. Тела, как у передравшихся бесноватых, были вымазаны черной, белой и красной краской. Все их общение с моряками состояло из беспрестанного повторения одного только слова. Стар и млад, мужчины и женщины не переставали повторять «яммершунер», что означало «дай мне». Указав почти на все вещи, одну за другой, даже на пуговицы на одежде моряков, и повторив свое любимое слово со всевозможными интонациями, они употребляли его уже без определенного смысла и продолжали твердить свое «яммершунер».

Иногда небольшие семьи Фуэгинов, жившие рядом с местом стоянки моряков, присоединялись к морякам корабля «Быстрых парусов» и располагались вокруг пылающего костра. Моряки были плотно одеты, сидели близко к огню, но им было далеко не тепло. А между тем полуголые дикари, сидящие поодаль, к изумлению путешественников, обливались потом, который ручьями стекал по их лицам. Туземцы выглядели очень довольными и забавно пытались присоединиться к хоровому пению матросов.

Моряки вынесли из этой поездки много новых впечатлений, но ни на йоту не приблизились к цели своего плавания. Капитан Александр повернул «флотилию» обратно к кораблю. Вернувшись в бухту Вигвамов, на корабль «Быстрые паруса», Александр пребывал в раздумьях. Что предпринять дальше? Ему не хотелось возвращаться ни с чем, так и не выполнив просьбу Дола и Зюла.

Джимми Пуговка

Однажды вечером к стоявшему на рейде кораблю тихо подошло каноэ, управляемое невысоким, немолодым уже индейцем. Ему разрешили подняться на борт, и он, ни слова не говоря, отвернувшись, стал торопливо стирать белую краску со своего лица.

– Что ты делаешь, друг мой? – спросил его капитан Александр.

Индеец сконфуженно повернулся и неожиданно обратился к Александру на английском языке:

– Простить меня, сэр. Мне очень стыдно предстать перед Вас в такой виде.

– Ты говоришь по-английски. Кто ты, друг мой, и кто научил тебя английскому языку?

– Я говорить не только английский. Я знать маломало испанский и португальский.

Услышав неожиданную беседу Александра с индейцем, их обступили моряки экипажа «Быстрых парусов».

Суровый, как всегда, Боцман, немного говоривший по-английски, с удивлением смотрел на индейца, и вдруг его осенило:

– А уж не Джимми ли ты, не Джимми ли твое имя?

– Да, зовут меня Джимми, а еще Джемми, а еще Джереми.

– Джимми Пуговка! – захохотал Боцман и так хлопнул индейца по плечу, что тот даже присел, поморщившись от боли. – Джимми Пуговка, – не унимался Боцман. – Вот так встреча через тридцать лет. А помнишь ли ты меня – несмышленого юнгу на корабле капитана Роберта Фицроя?

– Нет. Извинить моя, пожалуйста, за то, что я вас не очень помнить. Капитан Роберт помню, учитель Ричарда помню. А Вас никак вспомнить. Вернее – много-много не помнить, совсем не помнить, извинить моя, пожалуйста. Пройти столько лет, а как вы меня узнать?

– Да я и не узнал тебя вовсе. Догадался. Я подумал, кто из туземцев в этой дыре может говорить по-английски. Да еще понимает немного испанский и португальский. Я и подумал, не Джемми ли это Пуговка – всеобщий любимец. Ты таким и остался – живым и приветливым Джемми. Хотя тогда ты был маленький и кругленький, а сейчас – маленький и совсем худой.

– Ты действительно так хорошо знаешь прославленного, теперь уже адмирала, Роберта Фицроя? – спросил капитан Александр.

– Не только капитан Роберт, но мало-мало и король с королева Англии. Фицрой обучить меня язык, научить одеваться, вести моя правильно за столом, и даже он представить нас сама Английская королева.

– Ты говорил с королевой в таком виде?

– Да нет же, Александр, – сказал Боцман. – Капитан Роберт взял их, четверых молодых людей, отсюда, с островов Блуждающих Огней, одел, отмыл, научил приличным манерам и после двух лет жизни и обучения ремеслам в Англии представил королевской чете в Сент-Джеймском дворце. Но потом отправил сюда – просвещать индейцев. Помог поставить хижины, разбить огороды, дал много вещей и одежды. Ты бы видел, Александр, какой Джемми был франт, как он умел следить за своей одеждой, прической, какие у него были белоснежные перчатки и как у него всегда блестели ботинки – так, что вся команда ему завидовала. А ты бы видел, как искренне он огорчался, когда на его ботинках обнаруживалось хотя бы одно пятнышко.

– Что же, Боцман, он был не один такой?

– Было еще трое: краснокожие парни, которых назвали Лодка Памяти и Йоркский Собор, и девушка, такая застенчивая девушка Фуэгия Корзины.