– А я тебе толкую про Волка! – повысила голос дочка.
– На тебе куртка Льва Львовича! – обличающее ткнула в вещдок Матушка. – Он ее двадцать лет таскает!
– Мама, мне ее Волк дал, а режиссер сейчас на киностудии, и я его не видела со вчерашнего дня.
О том, что Лев Львович явно заинтересовался ею не только как актрисой, девушка говорить не стала. Наверное, Разумей Занудович сработал.
– Какое счастье! – искренне обрадовалась Матушка. – Но мне кажется, что ты станешь причиной моей смерти!
– Ну что ты, мам, не говори так, – попросила Красная Шапочка. – А я влюбилась в Волка.
– Нет, ей-богу, станешь, – Матушка, успокаиваясь, подмигнула Красной Шапочке. – В тихом омуте Ктулху [15] водится: я-то думала, что у меня дочка – обычная гламурная принцесса, а ты вон что вытворяешь. В кино снимаешься и с Волками водишься.
Еле успев сбегать в кулинарию до приезда Бабушки, Красная Шапочка и Матушка накрыли на стол, обойдясь курицей гриль и салатом.
Открывая Бабушке дверь, Оленька заранее приготовилась к особому шоу и не ошиблась. В квартиру буквально вплыла пожилая женщина типичных для ее возраста размеров, с психоделически-фиолетовыми волосами и моложавым, неожиданно свежим лицом, в шифоновом платье столь же немыслимого фиолетового цвета, с алым шарфиком на шее, в фиолетовой шляпе размера – грибок на детской площадке и вся увешанная амулетами. Три на груди, два на поясе и по одному на каждой руке.
– Ну что. Целуйте меня, мои дорогие! – Низким голосом объявила она. – Перекусим и разложим карты. Посмотрим что там с вашей аурой.
– Мама, – Матушка смотрела с укоризной. – Передохни. У меня все детство пропахло благовониями, и я сначала узнала, что обозначает любая игральная карта, затем карты Таро, а уже потом научилась читать и писать. А руны мне вообще в страшных снах снились.
– Хорошо, – смилостивилась Мария Ивановна, снимая шляпу, занявшую половину коридора. – Сегодня гадать не буду. Завтра.
– Завтра мы едем на киностудию, – напомнила Красная Шапочка.
– В маразм пока не впадаю и готова внести лепту в российский кинематограф. Пора засветить мой очаровательный образ на экране, – без ложной скромности заявила Мария Ивановна.
Бабушка против волков ничего не имела, и Серова-Залесского, появившегося на пороге квартиры в девять утра, приветствовала радушно. Это означало, что он ей приглянулся, по крайней мере, на первый взгляд. А за один взгляд Бабушка обычно различала все основные цвета ауры и считывала базовую информацию о личности, вплоть до родословной.
Подавая ему руку для поцелуя, она внимательно посмотрела в янтарные глаза.
– Где я вас видела, молодой человек?
– Бабушка, он известный актер, – крикнула из своей комнаты Красная Шапочка, переодевавшаяся из футболки в брючный костюм.
– Нет, где-то в другом месте. У вас аура подпорчена, – торжественно объявила Мария Ивановна. – Нагнитесь.
Несмотря на то что сегодня она была в расшитом цветами и райскими птичками халате, на ней с самого утра висела снизка амулетов. Один из них Бабушка сняла с себя и надела на шею Серова-Залесского.
– Носи. Если начнешь чихать, значит, рядом находится недруг.
– Спасибо, – на полном серьезе заявил Волк и прижал к груди амулет в виде серебряного кругляша с вычеканенным солнцем.
Бабушка вообще следовала по жизни довольно четкому кодексу правил, и одно из них гласило, что первому впечатлению о человеке стоило верить.
– Ну, с главным закончили, – объявила Мария Ивановна с чувством выполненного долга. – А теперь к второстепенному. Мы, кажется, куда-то собирались.
Бабушка взяла бразды правления в свои руки, что, кстати говоря, получалось у нее отлично, и, видя в руках Волка мотоциклетный шлем, велела молодежи отправляться своим ходом и ждать ее на киностудии, пока она сама поедет туда на такси.
– Только ты курточку-то накинь, – велела Мария Ивановна внучке; а то продует. А это, – она кивнула на висевшую режиссерскую куртку. – Отдай и больше не надевай.
От ее взгляда не укрылся давешний трофей, а уж в плане добывания информации Бабушка вполне могла вести мастер-классы повышения квалификации сотрудников ГРУ, потому узнать, откуда дома взялся столь непривычный предмет одежды, ей не составило труда.
Бабушка принадлежала к тому типу людей, о которых с грустью говорят, что сейчас таких не делают. Они живут рядом с нами, и мы совершенно не ценим их и даже порой раздражаемся на их «назойливость» – а будь наше поколение поумнее, мы бы ловили каждое их слово, чтобы сохранить его в своих сердцах и передать поколению, идущему за нами.
У Бабушки спорилось всякое дело. Казалось, она одновременно присутствует везде и замечает все. Она умела и приободрить, и приструнить, и пожурить до краски стыда, и похвалить так, что, казалось, летнее солнышко согрело тебя своими лучами.
Подмигнув на прощание Волку, она извлекла из модной сумки смартфон последнего поколения и безошибочно стала набирать номер такси.
Да, она помнила номер московского такси наизусть, хоть год не была в столице. При этом тот таксопарк, услугами которого пользовалась Бабушка, оказался настолько хорош, что, несмотря на утренние пробки и прекрасное знание города, наличествующее у Волка, успела к киностудии на несколько минут раньше оного.
Впрочем, возможно, все дело в том, что Волк все-таки не вез Красную Шапочку самой короткой дорожкой, предпочитая более длинную, но более красивую, вдоль Москвы-реки. По дороге он, кстати, разминулся со спешащим куда-то длинноволосым Хирургом, махнув ему лапой и получив в ответ приветственный сигнал. Так что когда Красная Шапочка описывала Плотве круг знакомств Волка, по крайней мере, с одним из упомянутых персонажей она не ошиблась.
Впрочем, ее это не очень-то и удивило. Даже если бы Волку последовательно помахали Микки Рурк, Хью Лори и охочий до латиноамериканок экс-губернатор солнечной Калифорнии, который тоже неравнодушен к двухколесным архидушегубкам, Красная Шапочка восприняла бы это как должное.
Потому что отныне в душе девушки началось нечто, удивившее даже невозмутимого Разумея Занудовича, а Внутреннюю Богиню приведшее в экстатический восторг. А именно она, душа то бишь, она же место обитания субличностей, внезапно превратилась в помесь майских праздников с венецианским карнавалом.
– Это хорошо, когда на душе праздник! – наивно прокомментировала происходящее безобразие Девочка-девочка.
Остальные обитатели подпространства благоразумно промолчали.
Погода на душе стояла столь хорошая, что любой метеоролог из тех, кто любит с плохо скрываемым торжеством произносит фразу «к выходным похолодает и пойдет дождь с мокрым снегом, градом и шквалистым ветром», просто обязан был повеситься на ближайшем суку с термометром в руке.