– Как будто я следователя заказал, который мое дело вел.
– Следователя?
– Да, он меня на чистую воду выводил, ну, по моим старым делам, злоупотребление должностными полномочиями, все такое…
– Да, злоупотребление полномочиями… – как о чем-то известном, в суетливом раздумье кивнула она.
– Акции спиртоводочного завода по заниженной цене продал.
– Да, спиртоводочного завода, – запоздалым эхом отозвалась Настя.
– Ты знаешь?
– Знаю.
– Про спиртоводочный завод?
– Про спиртоводочный завод? – спохватилась она. – Про спиртоводочный завод не знаю!
– Но говоришь.
– Ты сказал, я повторила… – Настя удивленно посмотрела на него, не понимая, в чем суть его претензий.
– Повторила, – кивнул он, пальцами одной руки оглаживая несуществующую бороду.
Действительно, все так и есть – он говорил, а она бездумно повторяла, и ничего в этом крамольного не было. Тем более она знала, на какие деньги он поднял свой бизнес.
– Ты не мог следователя заказать… – качая головой, в раздумье проговорила Настя. – Я тебя знаю, ты не мог…
– Так я и не заказывал. Меня подставили.
– Хочешь сказать, что кто-то нарочно в следователя стрелял?
– Да, чтобы внимание к моему делу привлечь. И привлекли. Теперь вот выкручиваюсь, как могу.
– А со следователем что?
– Ничего. Угрозы для жизни нет. Вылечат, на ноги поставят.
– Это хорошо.
– Мне от этого не легче.
– И что ты собираешься делать?
– Вот, к тебе пришел попрощаться, – вздохнул Гордеев.
Он шел к Насте за счастьем, за вдохновением, в надежде на чудо, которое вдруг свершилось. Бойтесь желаний, у них есть свойство сбываться… Так и у него: сначала сбылось, а потом появился страх, там, где должно замирать от восторга. Не хочет он быть с Настей, нет желания идти с ней дальше по жизни. И раз уж появился повод попрощаться с ней, то и не нужно его упускать.
Да, он пришел попрощаться, а расставание вышло таким горячим, и спасибо Насте за это. За все спасибо…
Психология – материя тонкая, но под дых ударить может, как толстая чугунная болванка, – тяжело, больно. Гордеев чувствовал себя, как груздь в кадушке, – со всех сторон мрак, сырость, теснота, а сверху крышка с тяжелым на ней гнетом. Третий час уже идет, как он сидит за столом в конференц-зале. Господин Федосов занят, соизвольте подождать. Секретарша только успевает кофе подносить, улыбается, как фанатка любимой рок-звезде, а сама усмехается под нос. Унижали Гордеева, и если его эта мысль бесила, то ее – веселила…
Да, психология действительно наука хитрая, и, как оказалось, Федосов знал в ней толк. Гордеев уже поднялся, собираясь уходить, когда он появился. Точно все рассчитал, в самый последний момент перекрыл ему путь. Секретарша бы его не удержала, а он смог вернуть на место.
– Извини, Михаил Викторович, дела. – Он улыбался, как будто не было для него большего счастья в жизни, чем видеть милого сердцу конкурента. – Я так понимаю, у тебя ко мне важный разговор?
– Да, и не хотелось бы тянуть кота за хвост, – выдавил из себя Гордеев.
– Ну!.. – поморщился Федосов так, как будто за это дело тянули его самого.
– Вы, Юрий Васильевич, собирались купить у меня бизнес.
– А что-то случилось? – обнажив неровные с желтоватым налетом зубы, спросил Федосов.
Гордеев с трудом справлялся с желанием наорать на собеседника, схватить его за грудки, с силой тряхнуть. Надо держать себя в руках, и лучший способ для этого – выявлять изъяны во внешности оппонента, высмеивать их в душе. Зубы у Федосова не ахти, со своими деньгами он мог бы украсить себя фарфоровой улыбкой, а у него скоро гнилые пеньки от зубов останутся…
– Случилось, спрашиваю?
– Случилось.
– Форс-мажор?
– Да нет, сила вполне преодолимая, только надоело все. Уехать хочу.
– Куда?
– В Англию.
– Тихая гавань?
– Надоели шторма.
– Тихая гавань, чужие горизонты… – Федосов неприязненно цокнул языком. – С тоски взвоешь.
– Не взвою.
– Взвоешь. Думаешь, там жизнь?.. Для своих, может быть, а ты чужой. Ну да ладно, сам все поймешь… Я так понимаю, тебе деньги срочно нужны, иначе бы ты не обратился… Я человек не шкурный, на чужом горе наживаться не хочу… – Федосов замолчал, в раздумье пальцами одной руки слегка сжал переносицу с безобразно бугрящимся шрамом на ней.
Гордеев невольно поморщился. Если человек с ходу отрицает какое-то дурное свое качество, значит, он точно им обладает.
– Но срочность сама по себе предполагает скидку… – все в том же стяжательском раздумье проговорил Федосов.
Гордеев отвел взгляд и стиснул зубы до хруста в них – так захотелось спросить, откуда этому проходимцу известно про срочность. Он же сам все и устроил – сначала Сотникова на него натравил, а когда тот сдал назад, получив на лапу, нанял специалиста по решению нестандартных вопросов. Но в последнем был виноват и сам Гордеев, если бы он сразу принял предложение Федосова, Сотников бы не пострадал.
Карты розданы, выигрышная комбинация на руках Федосова, но еще есть возможность избежать полного разорения, надо всего лишь остановиться и уйти, довольствуясь малым. И уйти без скандала…
– Восемнадцать миллионов долларов. Это первое и последнее слово, торг не уместен.
Гордеев хотел улыбнуться, но из-за спазма в мимических мышцах вышла гримаса. А предложение, в общем-то, его устраивало. С учетом всех строящихся объектов и взятых под них кредитов он оценивал свой бизнес в районе двадцати пяти миллионов долларов, но восемнадцать – тоже не плохо, куда больше, чем полцены.
– Если принимаешь предложение – по рукам, если нет – до свидания. – Федосов, казалось, ничуть не сомневался в привлекательности своего предложения.
Восемнадцать миллионов срочно и целиком – все это хорошо, просто здорово, но нет ли в этом подвоха? Гордеев должен был держать ухо востро.
– По рукам.
– Значит, будем готовить договор, – улыбнулся Федосов. – На бизнес, на дом…
– На дом?
– Да, в это цену входит вся твоя недвижимость. У тебя ничего здесь не должно остаться. Ничего. И сам ты должен уехать. Не должно тебя здесь быть, это условие.
Гордеев пожал плечами. Если подвох только в этом, он согласен. Родной город стал опасным для него, и ему никак нельзя оставаться здесь, он это понимал, поэтому мысленно уже расстался со своим домом, осталось только его продать.