Он действительно чувствовал себя не в своей тарелке, но свернуть с пути – значит сдаться на милость детским страхам. Нет, он будет идти дальше. И никаких волков здесь нет. Не их нужно бояться, не леших, а людей, этих самых опасных в мире зверей.
А люди могли подойти к дому. Подъехать с ружьями, зайти в дом через открытую калитку… Не запер он ворота, когда уходил, и это могло выйти ему боком. Вернуться надо, закрыть дом, и обратно – на машине.
Поворачивая назад, Гордеев облегченно вздохнул, как пацан, у которого нашелся прекрасный повод уйти от опасной игры. Мама домой во всеуслышание позвала, все это слышали, поэтому не надо прыгать через костер. Забава не очень опасная, но вдруг нога подвернется или поскользнешься… Было с ним такое в детстве, мама действительно позвала его домой, а к огню, ему навстречу, пробежала Таня Сорокина, которая ему тогда очень нравилась. Танька смотрела, как через костер прыгают другие, а могла им восхититься, возможно, даже влюбиться.
Танька, ее два синих банта мелькнули в сознании, когда он проходил мимо оврага, тогда же пришла мысль и о Лере. Возможно, она уже свернула с пути, если так, то не по своей воле. Может, волки набросились на нее, утащили в глубь леса, доедают сейчас мясо с костей. Или нечистая сила позарилась. Он остановился, прислушался: тихо, только дятел где-то в отдалении постукивает, будто насмехаясь над ним и намекая на свое родство… Он отбросил страхи за жену и продолжил путь…
Лера сидела на веранде, на столе бутылка, в руке бокал с виски на самом донышке. Она флегматично смотрела мимо него, взгляд стылый, неподвижный.
– Ну и где ты была? – накручивая себя, спросил он.
Она пожала плечами. Какая разница, где она была? И как оно дальше будет, тоже не важно.
– Я, кажется, спросил!
– К реке ходила. – Она зацепилась пальцами за краешек стола, опустила голову и уткнулась взглядом в свои ногти.
– Зачем?
– Просто.
– Рома там тебя ждал?
– А если Рома, то что? – Она подняла голову и столкнулась с ним взглядом.
– Как это что?
– Да, я его любила… И сейчас люблю… – Лера заставляла себя смотреть ему в глаза, это давалось ей с трудом, но чувствовалось, не отведет она взор.
– И спала с ним?
– И спала… И до свадьбы спала… И после свадьбы…
– Да?!
– Да! – ревом вырвалось у нее из груди.
– А говорила, что этот козел уехал! – вспомнил Гордеев.
– Уезжал. Но приезжал. В отпуск.
– В отпуск?.. Каждый год?!
– Да, каждый год.
– И ты помогала ему проводить отпуск?
– Только первое время.
– Первое время – это до сегодняшнего дня?
– Первое время – это первые три года.
– Три года!.. Три года ты мне изменяла!..
Лера кивнула, потянулась к бутылке, нервно плеснула в бокал, но Гордеев его вырвал у нее из-под самого носа.
– Это мой виски!
– Да, я тебе изменяла, – выдавила она, все так же через силу глядя ему в глаза.
– Зачем ты это говоришь! – скривился он. – Ты все уже сказала!
– Не все… Если ты думаешь, что я сейчас сплю с Ромой, то зря…
– В последнее время не спишь? – вскричал он, передразнивая ее.
– Нет. И замуж за него не собираюсь.
– А он тебя замуж зовет?
– Да, он развелся с женой, хочет, чтобы я вышла за него.
– А как же я?
– Это меня и останавливает!
– Тебя останавливает! А его?
– Его – нет, не останавливает.
– Значит, он пытается убрать меня с дороги?
– Как?
– А кто меня ментам сдал?.. Кто Сотникова подстрелил?.. Кто Иру с крыльца столкнул?
– Зачем это Роме?.. В нашем случае все зависит от меня, как я решу, так и будет. Если уйду от тебя, зачем тебя сдавать, подставлять? – пожала она плечами.
– Но ты же не уходишь.
– Пока нет…
– Пока?! – Гордеев завис в раздумье, как гимнаст – на раздвинутых кольцах.
В одну сторону его тянули мысли о том фарсе, жертвой которого он стал, в другую – душевная боль от признания Леры. Она и любит Рому, и все еще собирается уйти к нему. Ему нужно было уличить Раскатова в подставе, наказать за содеянное зло, а тут еще предательство жены. Возможно, Лера не только любила его, но и находилась в злодейском с ним сговоре. Чувства и эмоции разрывали его, он чувствовал себя в подвешенном состоянии.
– Я еще не решила.
– Но собиралась?.. Он мужик холостой, богатый, с ним с голой задницей не останешься.
– Не бедный, – кивнула Лера.
– Это заявление?
– На расторжение брака? – Лера в смущении, но в большей степени смело посмотрела ему в глаза.
– А кто его знает! – взвился он.
– Ну что ж, чему бывать, того не миновать… – Она скрестила руки на груди, отвела голову в сторону от него и закрыла глаза, изображая смирение перед судьбой. На ресницах у нее что-то блеснуло. Не хотела она ломать налаженный быт, но раз уж устои расшатались, значит, быть посему. Тем более рушился далеко не самый завидный брак.
– А сразу нельзя было решить вопрос? Подъехала бы, сказала, что все, не можешь со мной больше… – Гордеев прокашлялся: как будто мелкого перцу в горло насыпали – и горечь слезу вышибала, и слизистая пересохла. Он сделал глоток из бокала, но стало еще горше. – Сказала бы, давай вольную, я бы дал…
Еще совсем недавно он представлял такой момент с полным спокойствием на душе, мысль о разводе скорее вдохновляла его, нежели пугала. А было время, когда он мечтал о свободе, но тогда Лера двумя руками держалась за брак. Да и сейчас она не очень-то рвалась в объятия к своему Роме. И ему не хотелось отпускать ее. Не так уж и скучно с ней, а иногда очень даже весело. Как будто глаза на нее открылись…
– И куда бы я пошла?
– Как куда? А Раскатов?
– Менять шило… Он такой же бабник, как и ты.
– Я бабник?
– И щедрый любовник… – с горечью усмехнулась Лера. – Квартиры своим любовницам покупаешь.
– Ну, не всем.
– Рите купил… Симпатичная девочка. Молоденькая. В дочки тебе годится.
Гордеев посмотрел на жену вопросительно и в легком замешательстве. Ох, и много у него к ней вопросов!.. Знала Лера, на какой машине ездил Рома, но скрыла от него. Дескать, если он сам ее не интересовал, то и какое у него авто узнавать не обязательно. А он ее интересовал…