ОН. Только кажется. (Устало.) Ну стал я доктором в Кембридже. Стану академиком. А дальше?
ОНА сочувственно кивает.
ОН. Самое страшное в жизни – это когда ты достиг, когда нечего искать, а это смерть.
ОНА горестно вздыхает.
ОН. В войну напряжение было какое, а инфаркты были редкость. Почему? Потому что инфаркты не от стресса, как считают, а от скуки!.. Поэтому я решил: начать все сначала…
ОНА (захлопала в ладоши). Потряска!
ОН. Да. Что я выносил с наших бесконечных заседаний, научных президиумов? Полный мочевой пузырь, простите за выражение! И я бросил свой академический НИИ, вот поступил в оборонную промышленность. Там и говорильни любимой нашей поменьше.
ОНА. Да-да… Ведь как? Собрание идет, а мы спим, спим…
ОФИЦИАНТ (подходит). Ресторан закрывается, товарищи. (Кладет счет.) Позвольте расплату.
ОНИ вернулись в купе.
ОН. Вы – прекрасная женщина. Как много занятий у прекрасной женщины! (Как стихи.) Она должна: родить ребенка, растить ребенка, встречать знакомых, болтать с ними, готовить еду, доставать еду, любить мужа, не любить мужа, плакать в свой день рождения, надеяться в пятницу, что в понедельник у нее начнется новая жизнь, и главное – слушать капли дождя и ждать, ждать чего-то и надеяться, привыкая ждать и надеяться каждый день, как привыкают чистить зубы по утрам…
ОНА. Как вы хорошо говорите, просто до слез. Жаль, знаете, что у меня нет ребенка… Теперь бездетные собак заводят… Я тоже хотела собаку… даже кошку хотела… потом на хомячка была согласна. Но условия не позволили: соседи возражают. Я ведь подселенец. Кроме меня в квартире – еще одна семья, молодожены. Отгадайте, что я сделала? Никогда вам не догадаться, на спор? (Проникновенно.) Цвет себе завела…
ОН изумлепно глядит на нее.
ОНА. Ну, цветок, герань… И повезло: совершенно живой оказался цветок!.. И умный такой… Только вот у меня комната на северную сторону. Выгуливать его приходится.
ОН. Чего?
ОНА. Ну на улицу цвет выношу – на лавочку. Чтобы он солнце видел… Выгуливаю.
Ох, опять заболталась… Ну ладно, я пойду, а вы тут укладывайтесь, час поздний. (Вышла из купе.)
ОН быстро вынимает из ее сумки газетный сверток с деньгами, ловко разворачивает и вместо денег засовывает в газету бумагу; этот новый сверток прячет обратно в ее сумочку, а деньги в свой чемодан.
Потом неторопливо раздевается, ложится и гасит свет; горит только ночник.
ОН (кричит). Входите!
ОНА (входит). Ночник оставить?
ОН. Лучше выключить. А то не засну… Для меня сон – это проблема. Вам не понять, у нас разные возрастные категории.
ОНА (вздохнув). Тоже плохо сплю. (Выключает ночник.)
ОН. Сядьте около меня.
ОНА (охрипнув). Не надо… Мне тогда утром будет совсем плохо. Я устала – мордой об стол.
ОН (благодарно). Есть мужчины, которые знакомятся с несчастными женщинами и умудряются сделать их еще несчастнее. Я к ним не принадлежу. Спокойной ночи.
ОНА. Вы действительно все-все понимаете. Спасибо вам. Когда ваша станция?
ОН. В пять тринадцать. Спать почти ничего не осталось.
ОНА. Вас будут встречать?
ОН. Вы хотите спросить, женат ли я? Да. Счастлив? Нет. Хотя здесь нет выхода. Был такой философ Сократ. Его спросили: «Что лучше: быть женатым или холостым?» Он ответил: «Что бы вы ни избрали – вам все равно придется раскаиваться».
ОНА (помолчав). У меня так никогда не было… В жизни… Знаете, если я вам адрес свой запишу… Вдруг у вас случится свободное время и вы мне черкнете: «Так и так – все в ажуре», как говорят у нас на химкомбинате, выписывая спирт… Знаете, я вам скажу сейчас одну вещь – только не обижайтесь. (С чувством.) Вы тоже не очень счастливый? Правда?
ОН. Ну а дальше?
ОНА. Нет, вы ответьте.
ОН. Допустим.
ОНА (восторженно). Если только можно, я так хотела бы вам помочь. Вы не представляете, что вы для меня сегодня сделали. Я и не думала, что такое в жизни бывает. Ну скажите… Ну я все равно не отстану. Ну что у вас случилось?
ОН. Мои трудности, Аэлита, чисто генеральские…
ОНА. Скажите! Скажите!
ОН. Аэлита, не приставай к мужчинам…
ОНА. Не отстану, не отстану…
ОН. Ну однажды я бы излишне доверчив. И один гражданин, попросту говоря, меня надул. Вышла некрасивая история. И сейчас я должен очень большую сумму. (Горько.) Но потерять деньги куда легче, чем их найти… (Замолчал.)
ОНА. Как?! Вам?! Такому заслуженному человеку не одолжили ваши друзья?
ОН (совсем горько). Вероятно, это слишком большая сумма, даже для друзей. Генеральско-кембриджская сумма. А все вместе это селяви, как говорят трудящиеся. Давайте спать. Спокойной ночи.
ОНА. Ну сколько? Сколько вы должны?
ОН (сухо, показывая, что разговор исчерпан). Вы очень милая. Возможно даже, что вы – «моя милая», которую я несколько поздно встретил. Спокойной ночи.
ОНА (после паузы). Вы не спите?
ОН. Сплю.
ОНА. Я больше не буду надоедать. Только дайте честное слово – разбудить меня утром. Хочу попрощаться с вами.
Рассвет. ОН лихорадочно, бесшумно собирается, укладывает в чемодан форму, надевает гражданский костюм.
ОНА (вскакивает на постели). Боже мой! Чуть не проспала! Сколько сейчас?!
ОН. Через десять минут станция.
ОНА. Какой вы странный… Я вас теперь без формы не представляю. (Лукаво.) А вы хотели уйти не попрощавшись – не вышло, товарищ генерал-ученый. (Торжественно.) Значит, так: я не спала полночи и решила вас попросить об одной вещи. Только не бойтесь, эта просьба вас не затруднит.
ОН. Я не боюсь.
ОНА. Понимаете, у меня с собой есть деньги на телевизор – семьсот семьдесят рублей. Я все равно не куплю этот телевизор.
Потому что с моим везением или телевизора не будет, или бракованный попадется. Я понимаю, что для вас мои деньги – капля в море, но…
ОН. Да вы что?!
ОНА. Но все-таки лучше, чем ничего. И вообще – я не смогу смотреть в этот телевизор! Я все время буду думать про вас! У вас был такой голос! С таким голосом жить нельзя! (И она решительно раскрывает сумку, вынимает газетный сверток.)
ОН. Вы… вы сошли с ума.
ОНА. А почему? Я даю вам взаймы на неопределенное время. Вы оставите мне свой адрес… (Протягивает ему сверток.) Сосчитайте!