— Через этот заслон, — вещал уже Брюс Дженки, — не проскочит даже и серенькая, крошечная мышь. Вы только посмотрите, дорогие телезрители, какая техника, какие лучшие специалисты нашей доблестной армии и нашего всевидящего ФБР собрались здесь. Это они, эти смелые и мужественные парни, станут грудью под пулю бандита, лишь бы защитить нас с вами. Это они, наши добровольцы из штата Пенсильвания, где была задета их честь, честь лучшего из всех штатов Америки, честь мундира правоохранительных органов, сидят там, в первом окопе, находясь ближе всех к выходу из‑под силового колпака. Это они примут первыми на себя удар бандита. А что он задумал, одному богу лишь известно. Я зачитаю вам послание директора ФБР, мистера Берни Шенка.
«Какой бы вы опасности не подвергались, мои верные рыцари справедливости и порядка, мои коллеги и подчиненные, но я требую соблюдения вами всех законов и всех параграфов нашей самой демократичной конституции».
— Эти смелые парни с минуты на минуту схватят опасного преступника, вооруженного до зубов, — чуть ли не выкрикнул Брюс Дженки, явно переигрывая в своем спектакле; он еще вскочил и что‑то брякнул, не то — «да здравствует наш президент!», не то «хайль, сильная личность!» — но звук тут же убрали и комментатора тоже.
Бывает, такая большая нагрузка на служащего телестудии не проходит бесследно. Ведь все эти тридцать четыре дня он вел час за часом передачу «Один на один», и он и сам зачастую оставался с тем преступником как бы один на один, оставался днем, оставался и ночью, когда все уже спали спокойным сном. Но и Брюс Дженки не такой парень, чтобы раньше времени сойти с дистанции. Через несколько минут он снова появится на ваших экранах, дорогие телезрители, объяснял чей‑то женский голосок из‑за экрана, закрытого красочной цветной заставкой — зеленая растительность тропиков, впереди бежит к дереву какой‑то оборванец, за ним позади крадется пятнистый ягуар.
* * *
В Нью‑Йорке в центральной лаборатории фирмы «Хименс и Электроника» собрались все, причастные косвенно или прямо к происходящему в Бразилии. Здесь были Волкер, Брант, Хименс, Эдкок, Джун, Майкл, Гарфи, Ленг и даже две пожилые леди, миссис Клементс и миссис Боу‑мэн. И всех их интересовал один вопрос — чем они могут помочь сейчас Дику Ричардсону?
Эту проблему они пытались разрешить еще с утра, с того самого времени, как Ричардсон выбрался к проходам в силовом поле, как снаружи их оцепили полицейские, военные и люди из ФБР. И все это время — они даже пытались провести мини мозговую атаку — не возникло ни одного более или менее реального плана. Применить свой ГМП для переброса Дика в другое место, как только он выйдет из‑под колпака, они не могли. Во‑первых, он шел без кабеля разрыва пространства, и во‑вторых, его схватят там раньше, чем он отойдет на нужное расстояние от стенки силового поля.
На Кэти было страшно и смотреть. Она вся осунулась, бегала по лаборатории, подолгу вглядывалась в лицо то одного, то другого сотрудника, будто от него зависело спасение мужа. Профессор старался не попадаться ей на глаза, уткнулся в экран телевизора, скрывая, таким образом, свое бессилие.
— Перри, сделайте же что‑нибудь! — простонала Кэти, подойдя к профессору. — Он же попадет в лапы ФБР! Они же засадят его в тюрьму на всю жизнь! Я не хочу этого! Не хочу!
Кэти разрыдалась. Ее усадили в кресло. Плечи ее вздрагивали, тряслись в истерике. Волкер подал ей стакан воды. В наступившей тишине было слышно, как стучат ее зубы о стекло.
— Вот где настоящие бандиты, — буркнул Грегори, ткнув пальцев на заполнивших весь экран добровольцев из Пенсильвании, те ухмылялись, корчили рожицы, махали руками. — Вот настоящие мафиози! Им убить человека ничего не стоит. Куклуксклановцы, наверно, новоявленные!..
— Идея! — воскликнул Тони Эдкок. Все обернулись к нему, но тот почему‑то замялся, вероятно, не зная, как поделикатнее изложить свою мысль.
— Ну, Тони, говорите, — сказал Хименс. — Здесь все свои. Выкладывайте, что вам взбрело в голову.
— Я так думаю, шеф. Не попытаться ли и нам воспользоваться услугами тех же бандитов… Разных там «триад», кланов мафии, гангстеров…
— Мафии, говорите? «Триад»?… Это мы‑то, ученые, обращаемся за помощью к «триадам», к этим «мясникам», подонкам. Да, будь у них маленькая атомная бомба, так они бы и ее сбросили там, на тех полицейских, на тех людей. За плату, разумеется, за большую плату. Это безнравственно, Тони! Безнравственно!
— Но, профессор, там гибнет Ричардсон, — вмешался Волкер. — Давайте отложим на время нашу нравственность, давайте мыслить трезво, давайте смотреть реальной жизни прямо в глаза, а не через розовые стеклышки. Мы должны все сделать, чтобы спасти Дика Ричардсона!
— Все так думают? — задал Хименс вопрос и обвел сотрудников тяжелым взглядом.
«Все, все, — раздалось вокруг него. — Бог нас простит, — добавила миссис Клементс. — Мы потом будем неделю замаливать наши грехи, — поддержала ее миссис Боумэн».
С минуту профессор колебался, потом набрал какой‑то номер, и тут же на экране тевида возникло спокойное, задумчивое, одухотворенное лицо дона Дженовази. Тот, было похоже, дописывал как раз последнюю строфу своего задушевного стихотворения, отложил ручку, перевернул лист бумаги — многие поэты не любят, когда кто‑то читает их незавершенное и еще не отшлифованное творение — поднял на экран чуть подернутые дымкой, а то и пылью, вылетевшей из‑под копыт его Пегаса, умные и чистые, как у младенца, глаза и сказал:
— О, профессор Хименс! Я узнал, как ловить уходящие тени потускневшего дня. Я все шел, и дрожали ступени под ногой у меня!
Он, видимо, находясь еще в каком‑то поэтическом трансе, продолжал декламировать не то свои стихи, не то у кого‑то позаимствованные.
— Дон Дженовази, вся надежда на вас, — кашлянул Хименс. — Вы догадываетесь, о чем я говорю?…
— Струны порваны! Песня умолкла теперь! Все слова мы до битвы сказали!.. Занятный парень, занятный! Я слежу за передачей.
— Нам предлагал свою помощь Гуань Бан, но, понимаете, эти «мясники» все могут испортить, — Хименс блефовал, рассчитывая на взаимную неприязнь и вечную конкуренцию кланов мафии «Коза ностра» и китайских «Триад», враждующих между собой. То верх берет «Коза ностра», то «Триады».
— Снова ожил дракон, издыхающий зверь? И мечи вместо струн зазвучали? Но там же, дон Хименс, три десятка черных птиц, черных ястребов. Они же заклюют моих птенцов!
— Мы могли бы прилично заплатить вам, дон Дженовази. Фирма располагает уже солидным капиталом…
— Заплатить мне, дон Хименс! Мне? — переспросил дон Дженовази, и его лицо начало наливаться кровью, как во время удушья, но потом разразился гомерическим хохотом. — Ско… Сколько?… Дон Хименс?… Двести тысяч?… Триста?…
Он долго еще смеялся, затем вытирал платочком слезы, смотрел на мокрые пятна на листах бумаги, перекладывая их подальше от своих глаз.