Не имея возможности поучаствовать в их немыслимом разговоре, я слушала Пола и наслаждалась тем, как он говорит — напевно и складно, с легким придыханием. Совсем не так, как по-русски, который давался ему с трудом. Я даже не обращала внимания, куда мы идем, полностью доверившись Полу. И от того вздрогнула, увидев перед собой Красный замок.
— Пол, что мы здесь делаем?!
Он посмотрел на меня с недоумением:
— Алена хочет мороженого.
— Его можно купить и в другом месте.
— Я не знаю других мест. Разве тебе не понравилось в замке? Я думал…
— Да нет, все нормально, — я мысленно обругала себя "неврастеничкой". — Конечно, мне тут понравилось.
— О'кей, — не глядя на меня, сказал Пол и распахнул незрячие двери.
Внутри было теплее, и это ощущение усиливалось переливом янтарных тонов. Держа Алену за руку, Пол прошел в зал и уже у столика оглянулся:
— Где ты?
Я набрала в грудь воздуха и поспешно пересекла небольшой зал, стараясь не озираться, но всей кожей, каждым ее участком, чувствовала взгляд Режиссера. Он так и расползался по мне, оставляя ощущение, что мое тело уродливо сморщивается. Может, Режиссер и правда прятался где-нибудь за колонной, потому что когда Пол увел девочку в зал игровых автоматов, а меня оставил сделать заказ, Режиссер возник точно вышел из стены.
— Я знал, что ты придешь, — заговорил он не здороваясь. — Сегодня ночью начинаются съемки.
— Ночью?
— Самое подходящее время, чтобы творить чудеса. Я буду ждать тебя здесь.
— Я не приду.
— Придешь, — уверенно сказал он. — Или ты хочешь всю свою жизнь готовить обеды и заваривать к пяти часам чай?
— Мне это нравится!
— Ску-учно! Твой друг — скучный. И тебя сделает такой же. И вы станете двумя скучными стариками.
Я вспылила:
— Неправда! Он совсем даже не скучный!
— Он правильный, — жеманясь, пропел Режиссер. — Наверное, он даже не курит?
Я была вынуждена признать:
— Не курит. Но я тоже не курю. Что в этом плохого?
Режиссер пожал плечами. Он стоял позади меня, но я чувствовала каждое его движение. Вот только опять не видела лица.
— Ничего плохого, — наконец ответил он. — Вы два тихих, мирных обывателя.
— Я не обыватель!
Он с готовностью похвалил:
— Вот, уже лучше… Разозлись! Выпусти свой гнев, дай волю эмоциям. Покажи мне, какая ты внутри.
— Зачем это? — с подозрением спросила я.
— Чтобы я тобой заинтересовался. Я снимаю лишь тех, кто мне интересен.
— Для этого обязательно показать свою дурную сторону?
Режиссер спокойно подтвердил:
— А как же? Человек на самом деле отвратителен и грязен. Только боязнь чужого осуждения заставляет его постоянно носить маску добродетели. Живи такой индивидуум на необитаемом острове, ему не было бы нужды заботиться об этом.
Чтобы хоть чуть-чуть сбить с него спесь, я заметила:
— Ты как-то странно говоришь. Будто выступаешь с трибуны.
Ничуть не смешавшись, он ответил:
— Я говорю для истории.
— Ты уверен, что войдешь в нее?
— Уверен. Потому что я переверну мир своими фильмами.
— Интересно, что в них такого, в твоих фильмах… Хотела бы я посмотреть. Сколько ты уже снял?
— Сегодня ночью начну второй.
Я так захохотала, что самой стало неловко.
— Ой, извини! Но у тебя такое самомнение…
— Без него в искусстве нельзя.
— А я думала, в искусстве нельзя без таланта…
Режиссер подхватил:
— Таланта и жестокости. Надо хлестнуть побольнее. Это не каждый умеет.
Я удивилась:
— Кого хлестнуть? Артистов?
— Зрителей, — буркнул он, недовольный моей недогадливостью. — Читателей. Слушателей. Тех, к чьей душе пытаешься пробиться сквозь толщу жира, которым она оплыла.
— Ты не забьешь их до смерти?
От равнодушия его голос поскучнел:
— Что ж, если и так? Лучше мертвый человек, чем живой обыватель. Да ты не пугайся так, от фильмов еще никто не умирал.
Пытаясь все же разглядеть его лицо, я обернулась, запрокинув голову, но Режиссер тотчас отступил так, что опять стал невидимым. Я сказала:
— Ты сегодня какой-то другой.
— Я задел за живое? Ты придешь.
— Ты даже не спрашиваешь это?
— Нет. Потому что и так ясно, что ты придешь. Ты не позволишь своему другу похоронить тебя заживо.
— Он не хоронит меня! Он меня любит.
Режиссер насмешливо поинтересовался:
— Что же, в таком случае, он не сделает тебя "звездой"?
— Потому что Пол не умеет снимать фильмы.
— Да? — тем же тоном продолжил он. — А ты спрашивала?
Я быстро оглянулась. Позади никого не было, но я этому даже не удивилась. Пол с девочкой уже возвращались, наигравшись, оба веселые и возбужденные. Подмигнув мне, Пол поставил на стол бутылку вина.
— Ты не скучала?
— Нет.
— А мы так играли! — Алена не сводила с него восхищенных глаз. — Тут та-ак здорово! Мы придем сюда еще?
— О, конечно.
Пол заметил мой взгляд:
— Что ты так смотришь?
— Пол, ты можешь ответить мне на один вопрос?
— Не знаю, — откровенно признался он. — Скажи вопрос.
— Что на тех кассетах, которые ты прячешь от меня? Кто снял эти фильмы?
— Давай лучше выпьем вина, — ответил Пол, не запнувшись ни на одном слове.
(из дневника Пола Бартона)
Я проснулся ночью от пустоты. Я был один в постели. Боясь поверить первой мелькнувшей мысли, я поднялся, накинул халат и обошел квартиру, похожую на дрейфующий неосвещенный корабль. В другой комнате спала девочка, и больше никого не было.
Я вернулся к себе и достал недопитую бутылку виски. Мне было хорошо известно, что лишь это поможет проследить за Режиссером. Она пошла к нему, в этом не было никаких сомнений. Что он посулил ей? Что сказал о тех кассетах? Или только намекнул со своей обычной, так хорошо знакомой мне глумливой улыбочкой?
Выпив немного, я подошел к окну, из которого была видна торчавшая над крышами макушка Красного замка. До него далековато, но мой взгляд, обретающий от виски зоркость, сокращал расстояние, беспрепятственно проходя сквозь стены чужих домов. Они поспешно расступались, подобно толпе, освобождающей дорогу родственнику убитого. Я не был ее родственником, да и она, слава Богу, оказалась жива. Она стояла посреди плохо освещенной, как и все другие, улицы и внимательно слушала Режиссера. Я напряг слух и различил его слова. Он говорил, как всегда, с апломбом, желая произвести впечатление и подавить одновременно. Я ненавидел эту его манеру.