— Очаровательно, моя дорогая, очаровательно! Вам это удивительно идет, — сказала она.
Сбитая с толку, Доминика, запинаясь, спросила:
— Что мне идет, тетя?
Донья Беатриса сделала легкое движение веером.
— Эта вспышка гнева, моя дорогая. Однако вы напрасно старались, совершенно напрасно. Продемонстрируйте эти горящие взоры моему бедному сыну — на меня они не действуют, так как я слишком стара и до крайности ленива.
Доминика, которая уже тогда догадывалась о семейных планах, предпочла объясниться начистоту.
— Сеньора, если вы предназначаете меня в жены кузену, я должна честно предупредить вас, что никогда не выйду за него, с вашего позволения.
— Конечно, я предназначаю вас ему в жены, — невозмутимо ответила ее тетушка. — Моя дорогая, ради всего святого, сядьте. Вы ужасно утомляете меня.
— Я догадывалась об этих планах! — с негодованием воскликнула Доминика.
— Нетрудно было догадаться, — сказала донья Беатриса. — Но пока что не будем говорить о свадьбах. Следует соблюдать приличия. Я часто думала о том, насколько нелепо, что мы носимся со смертью, но так принято, а я никогда не иду против обычаев.
— Сеньора, но кузен недостаточно мне нравится!
Донья Беатриса оставалась столь же безмятежной, как до этого заявления.
— Разумеется, моя милая, я в этом не сомневалась. Я сама нахожу его ничтожным, а ведь я мать. Но при чем здесь брак? Не делайте эту страшную ошибку, смешивая влюбленность с браком. Между ними нет ничего общего.
— А я полагаю, тетя, что есть. Я бы не смогла выйти замуж без любви.
Ее тетка зевнула, прикрывшись веером, и взглянула на племянницу с насмешливой снисходительностью.
— Послушайтесь моего совета, дорогая, и избавьтесь от подобных идей. Удобный брак и тайная любовь — вот что вам нужно, и, поверьте мне, все улаживается само собой, когда выходишь замуж. Девушка должна подчиняться строгим правилам, но после свадьбы все меняется.
Доминика в изумлении взглянула на нее и не смогла сдержать усмешку.
— Так вы, сеньора, советуете мне выйти замуж за кузена, чтобы потом завести любовника? — спросила она, пораженная и вместе с тем позабавленная.
— Конечно, дитя мое, если вы того пожелаете. Только умоляю вас, будьте осторожны. Ведь скандал — это отвратительно, а его так легко избежать, если соблюдать осторожность. Посмотрите на меня.
Доминика в ужасе взглянула на нее:
— Тетушка!
— Ну, что такое? — осведомилась донья Беатриса, подняв на нее глаза. — Вы же не думаете, что я вышла за вашего дядю по любви, не так ли?
Доминика почувствовала себя молодой и глупой и смешалась.
— Не знаю, сеньора, но что касается меня, то я не собираюсь выходить за кузена. Он… он… короче говоря, он мне не нравится.
Ее тетка лишь взглянула на нее с той насмешливой снисходительностью, которая так раздражала ее, и ничего не ответила.
Но Доминику не оставили в покое. Ухаживания дона Диего становились все более настойчивыми. Он был так же глух к резкому отпору, как его мать — к возражениям. Но донья Доминика хранила у себя на груди кольцо Бовалле с печаткой и холодно отвергала знаки внимания дона Диего.
Иногда, оставшись одна, она смотрела на кольцо и вспоминала, при каких обстоятельствах и с какими словами ей вручили его. Тогда, находясь под воздействием сильной личности Бовалле, она не могла не поверить ему. Даже теперь, когда она вызывала в воображении образ Бовалле и вновь видела его смеющееся лицо и поворот темной головы, к ней ненадолго возвращалось что-то от прежней веры. Но если там, в открытом море, все представлялось возможным, то здесь, в мрачной Испании, казалось, что этот мимолетный роман существовал лишь в ее воображении. Хотя в ее сердце еще тлела искра тайной надежды, разум твердил ей, что приезд Бовалле нереален.
Может быть, он позабыл ее, а возможно, поддразнивает какую-нибудь англичанку так же, как когда-то ее. Но ведь Бовалле сказал: «Я не забуду», и он тогда не шутил.
Интересно, что бы сказала ее тетка, если бы узнала хотя бы половину правды. Доминика подумала, что любой другой на ее месте пришел бы в ужас, но она не могла себе представить донью Беатрису, охваченную столь сильным чувством. Возможно, сеньора посмеялась бы над этим романом. Не исключено, что эта дама, в свое время имевшая немало любовников, даже посочувствовала бы племяннице. Но одно несомненно: она наверняка не увидела бы в этой короткой идиллии препятствия к браку с Диего.
Доминика с самого начала тщательно скрывала от тетки эту страницу своего прошлого. Она проявляла полное равнодушие к Бовалле, зная, что таким образом вызовет меньше всего подозрений. Девушка говорила, что, по ее мнению, его переоценивают: он самый обыкновенный человек. Доминика была такой скрытной не из осторожности — ведь она считала, что вряд ли вновь увидит сэра Николаса, — просто ее приводила в ужас мысль довериться тетке. Донья Беатриса, подобно улитке, оставляла за собой липкий след на всем, к чему прикасалась. Она находила, что все добродетели глуповаты, а все пороки — лишь повод для улыбки.
Донья Беатриса с самого начала шокировала племянницу, особенно в вопросах религии. Когда оказалось, что Доминика слишком редко ходит к мессе, тетка пожурила ее и сказала, что разумнее будет регулярно посещать церковную службу.
Доминика, сама удивляясь своей смелости и, возможно, уязвленная бесстрастным тоном тетки, намекнула на реформатские доктрины. Ответ доньи Беатрисы ее поразил и, безусловно, шокировал.
— Замечу вам, моя дорогая, что весьма неразумно рассуждать о подобных идеях за порогом дома. Вы можете быть еретичкой дома сколько вам угодно, но не дай Бог, чтобы об этом стало известно фрею [11] Педро. Такие рассуждения могут привести к неприятным последствиям. Умоляю вас, уважайте внешние формы религии.
Услышать такое от благочестивой католички! Доминика ожидала осуждения и гневной отповеди, а ей хладнокровно посоветовали стать лицемеркой. Она с негодованием взглянула на донью Беатрису, считая ту испорченной до мозга костей, но кончила тем, что подчинилась ей.
Когда Доминика впервые услышала о предстоящем бале в честь дня рождения дона Диего, она сослалась на траур и сказала, что не появится там. Она заподозрила, что этот бал, слишком пышный для дня рождения, имеет целью заставить ее покончить с уединением. Возможно, он должен послужить прологом к ее помолвке. Поэтому ее там не будет.
Это решение вызвало вздох у доньи Беатрисы.
— Моя дорогая, с вами очень нелегко, — пожаловалась она. — В Испании не принято, чтобы девушки говорили «я хочу» и «я не хочу» тем, кому должны подчиняться. Сделайте мне одолжение — не отказывайтесь.