В ответ она тоже улыбнулась, но улыбка тут же исчезла.
— Нет, не шутите, не смейтесь надо мной! — сказала она.
Сэр Николас поднес ее руки к губам и поцеловал.
— О, моя ненаглядная, у меня осталась только одна цель — любить вас.
Она прильнула к нему.
— Если бы мы могли! Если бы только мы могли!
— Что, вы все еще сомневаетесь? — поддразнил он. — Чего вы боитесь, маленькая трусиха?
— Привести вас к гибели, — ответила она. — Как я могу этого не бояться?
— Нет-нет, вести буду я, — улыбнулся Бовалле. — Верьте мне, о миледи Надменность!
— Это не так! — возразила Доминика, но губы у нее дрогнули в улыбке при воспоминаниях, навеянных этим именем.
Крепкая рука обхватила ее плечи.
— Вы любите меня? — спросил он, и глаза его требовали ответа.
Она взглянула ему в лицо.
— Разве вы не знаете, что люблю?
Бовалле поцеловал ее, не дав опомниться. Все еще обнимая ее, он спросил с шутливой ноткой в голосе:
— Ну так как же, моя птичка, буду я в конце концов делать из вас англичанку?
Доминика кивнула.
— Только увезите меня отсюда, — сказала она. — Как угодно!
С минуту сэр Николас крепко сжимал ее в объятиях, потом выпустил, подвел к камину и усадил в итальянское кресло. Он пошевелил носком сапога тлевшее полено, которое тут же рассыпалось. В камине вспыхнуло пламя.
— Они собираются выдать вас за этого красивого кузена? — внезапно спросил Бовалле.
— Я ненавижу его! — ответила Доминика. — Я заявила тете, что никогда, никогда не выйду за него, но она… О, Николас, вы ее не знаете! Тетя улыбается, кивает и соглашается со мной, но она как скала! Она пугает меня, Николас. Она такая спокойная, и она как судьба, которая меня преследует! Да, я боюсь, боюсь!
— Не надо бояться, — заверил он. — Помните, что я рядом с вами, и приободритесь. Так как же вас похитить?
— А как вы приехали? — спросила она. — На «Отважном» — через ту рыбачью деревушку?
— Нет, через границу, открыто, с письмами к королю Филиппу, — ответил он.
Она изумилась:
— Так значит, вы колдун? Расскажите, как это вам удалось?
— Очень просто, дитя мое. Мне повезло, только и всего. Я случайно столкнулся с тайным посланником к королю, потом вынужден был его убить и занял его место. Но теперь сложность заключается в том, чтобы вывезти вас на побережье. Предстоит долгий утомительный путь, а за нами отрядят настоящую погоню. Да, это будет непросто!
Доминика выпрямилась в кресле.
— Но послушайте, сеньор Николас! Мы скоро уезжаем из Мадрида — не знаю когда, но скоро. Донья Беатриса сказала мне это сегодня вечером и выразила надежду, что, возможно, в деревне Диего понравится мне больше, чем здесь. Мы едем на север, в Васконосу, это возле Бургоса. Тетя хочет уехать поскорее.
— В таком случае, да поможет ей Бог! Так что же ее держит?
— Я думаю, Диего. О нет, она его не любит, но какой смысл везти меня в деревню, если его там не будет? А у него тут еще какие-то дела, и он не поедет, не закончив их.
— Дьявол побери этого щеголя! — выругался Бовалле. — Севернее Бургоса? Это хорошо — очень хорошо.
Она взглянула на него в волнении.
— Оттуда не более суток до побережья, но они будут глядеть за мной в оба. Вам это удастся, Николас?
— Конечно, дорогая. Не бойтесь. «Отважный» будет стоять возле того порта, который вы знаете, и, если удача будет по-прежнему с нами, мы благополучно попадем туда.
Бовалле подошел к окну и заглянул за портьеру.
— Светает, дитя мое. Мне нужно идти. — Он вернулся к ней и взял за руки. — Предоставьте мне найти выход, дорогая. Только позвольте мне видеться с вами, чтобы переговорить в случае необходимости. Если я вам понадоблюсь, то я остановился в «Восходящем солнце», и со мной Джошуа, который может передавать весточки. Я побывал повсюду в этом городе, но нигде не встретил вас. А вы, оказывается, живете совсем рядом.
— Я никуда не выходила. Но теперь с этим покончено. В понедельник мы с тетушкой собираемся к дону Алонсо де Алеперо. Вы там будете?
— Я могу это устроить, — ответил Бовалле. — У вас в доме я тоже еще появлюсь, как только будет можно. Ваша тетушка, кажется, расположена ко мне. — Он наклонился и поцеловал ей руку. — А сейчас до свидания, моя любимая, и ничего не бойтесь.
— Только за вас, — ответила Доминика.
— Бойтесь за меня, когда услышите о моей смерти, не раньше, — улыбнулся Бовалле и прижал ее к груди. — Держите Диего на расстоянии, — добавил он, блеснув глазами, — а то у меня может явиться искушение проткнуть его шпагой.
— О, вы должны быть благоразумны! — воскликнула она. — Обещайте мне! Диего вас уже ненавидит. Сегодня вечером он это ясно дал понять.
— Боже, пощади его юность! — беззаботно отозвался сэр Николас. — Неужели я буду дрожать от страха перед мастером Модный Чулок? Мы с ним еще схватимся — он сам напрашивается. — Бовалле нагнулся, чтобы поцеловать ее в губы. — Последний поцелуй на прощанье.
Она ответила на поцелуй, прильнув к нему.
— Вы должны идти! О, мой милый, я вас люблю!
Пожалуй, неудивительно, что за такой короткий срок веселый шевалье де Гиз наделал в городе шуму — он это хорошо умел. По-видимому, затаиться и вести замкнутый образ жизни не входило в его планы. У него были надежные документы, покровительство Лосы открывало ему любые двери, куда бы он ни пожелал отправиться, и он вовсю пользовался этими обстоятельствами. Вряд ли в Мадриде нашелся бы кто-нибудь, не слыхавший о шевалье, и почти не было таких, кто бы никогда его не встречал. Двор короля не подавал признаков жизни. Филипп должен был обдумать ответ, снабдить депешу примечаниями и отложить в сторону, чтобы еще раз все обдумать. Те, кто тщетно пытался поторопить его католическое величество, приходили в отчаяние. Филипп ничего не делал, не взвесив все тщательнейшим образом. Если его мозг работал медленно, то сам он, по крайней мере, это не сознавал. Он был методичен, усидчив, бесконечно добросовестен и гордился своими продуманными решениями.
Медлительность Филиппа в данный момент вполне устраивала сэра Николаса, так как, насколько он понимал, пока Доминика находилась в Мадриде, ничего нельзя было предпринять. Однако, если бы Филипп слишком затянул дело, ему пришлось бы передать свой ответ Гизу с другим посланником. Сэру Николасу, конечно, очень хотелось получить этот ответ в собственные руки, так как он обещал быть интересным для английского протестанта. Уолсингем бы очень ему обрадовался, но у сэра Николаса не было ни малейшего желания услужить государственному секретарю в ущерб своим собственным планам. Для Уолсингема было достаточно пищи для размышлений в зашифрованном письме Гизов, копия которого находилась у Бовалле. Оно касалось некой Марии Стюарт, несчастной леди, в настоящее время томящейся в заточении в Англии, и некоторых планов касательно ее будущего, составленных его величеством королем Филиппом и герцогом де Гизом. Хорошенькие дела тут творятся! У государственного секретаря волосы дыбом встанут.