Там было пусто. На полу валялась сырая, покрытая грязью одежда, окровавленные бинты, и пара промокших ботинок. Быстрый осмотр показал, что покинувший квартиру преступник собирался в большой спешке: полицейские нашли его паспорт, водительское удостоверение, кредитную карту, а еще запас скотча, стальной проволоки, сломанный шокер, пассатижи с замытыми следами крови, и черную краску. В кладовке обнаружилась скомканная палатка и несколько костюмов для малярных работ; в ящике письменного стола — три подержанных телефона и СИМ-карты. Не было только молотка, а еще ноутбука, провода от которого в беспорядке лежали на столе рядом с толстой пачкой листов, на верхнем из которых значилось: «Апология Средневековья».
— Опоздали всего на полчаса, может, меньше, — рассказывал мрачный Чекан. — Лампочки на кухне и в комнате еще были теплыми.
Портрет скрывшегося преступника был мгновенно отправлен во все отделения всех полицейских служб. Единогласно решили прессу в известность не ставить вплоть до момента поимки маньяка: очень уж отличалась реальность от ранее озвученных версий, к тому же, никому не хотелось опять ошибиться, как со злополучным Фертом. Хотя в данном случае вероятность ошибки стремилась к нулю.
— Долго ему не пробегать, — сказал Семен. — Без документов, без денег, да еще и фотография есть у каждого патруля. Хотя я уже ни в чем не уверен.
Он помолчал и спросил:
— Алина, ты ведь спрашивала у меня про этого Каля, помнишь? Скажи честно, подозревала, что он и есть Инквизитор?
— Нет, — ответила Алина. — Даже не предполагала.
В комнате было тихо той особенной, оцепеневшей тишиной, какая бывает, когда в доме покойник, и собравшиеся в молчании ждут автобус из морга. Валерия знать не знала, что стоящие в углу большие напольные часы в резном футляре из темного дерева, оказывается, ходят. Никогда раньше ей не представлялось повода прислушиваться здесь к тишине, а теперь сухое тиканье механизма звучало громко и четко, как метроном, отсчитывающий утекающие из жизни секунды. Шторы были раздвинуты и гостиную заливал серый жиденький полусвет. Помпезный псевдоампир обстановки казался сейчас неуместным, как яркий галстук при похоронном костюме. А еще было непривычно пусто: ни Керы, ни Терции, только они вдвоем с Примой сидели напротив друг друга в молчании. Не хватало лишь фотографий в траурных рамках на низком столике и стопки водки, накрытой кусочком черного хлеба.
По дороге к старой подруге Валерия думала — и опасалась — что обнаружит ее в обнимку с бутылкой вина или вермута, но не было ни того, ни другого. Значит, все совсем плохо: если человек пьет в ситуации стресса, это, конечно, печально, но еще хуже, если он забывает свои привычки. Такое случается только при по-настоящему больших потрясениях.
Виктория расположилась в кресле, осунувшаяся и постаревшая. Руки сложены на коленях, спина прямая, волосы выглядят так, будто про их существование забыли месяц назад; лицо было бледным и выражения не имело. Никакого.
— Что сказала Алина? — спросила Виктория.
Голос был как старый картон.
— Диана в морге. Жанна в больнице, в реанимации. Врачи говорят, будет жить.
Виктория медленно усмехнулась, и Валерия почувствовала, как по спине побежали испуганные ледяные мурашки.
— Оперативник, знакомый Жанны, вроде как арестован службой собственной безопасности, — продолжала Валерия, — его допрашивают. Во всяком случае, вчера еще было так, сейчас, может быть, отпустили.
— Знать бы еще, какие вопросы ему задавали, — произнесла Прима. — И какие ответы он дал. И вообще, что ему известно. Как зовут этого полицейского?
— Алина обещала узнать.
Виктория кивнула.
— Хорошо, пусть узнает. Нам нельзя это просто так оставлять. Что Инквизитор?
— Ищут. Говорят, что есть зацепки.
Прима снова скривилась в ухмылке, больше похожей на попытку заплакать.
— Зацепки, — сказала она. — Зацепки.
«Его не поймают, — подумала Валерия. — Никто и никогда не сможет поймать ангела, разве что в рядах полицейских окажется новый Иаков».
— Как он узнал, что Жанна останется без охраны? Как, мать его, он узнал, что именно в этот проклятый вечер — в единственный вечер! — Диана уедет заниматься своими делами?! Кто он такой вообще?!
Виктория сорвалась на крик и замолчала, будто бы обессилев.
«Он посланник Божий, — чуть не ответила ей Валерия. — Он Его карающий меч». И он помог ей, да, очень помог: в знак того, что она на верном пути, ангел взял на себя самое трудное — устранение Керы и Терции, которых Валерия боялась больше всего, особенно Керы, с ее силой, реакцией и острым ножом. Теперь ей осталось сделать самое легкое — и сложное одновременно, потому что убить единственную подругу, какой бы она ни была и как бы к ней ни относиться, дело трудное до невозможности. Особенно вот сейчас, когда от надменной и властной госпожи Примы не осталось следа.
Виктория будто услышала мысли подруги: с силой провела рукой по лицу, словно прогоняя навязчивый сон и приосанилась.
— Шабаш состоится при любых условиях, — твердо сказала она. — Ночь Белтайна мы с тобой не пропускали ни разу, и в этот раз не пропустим. Даже если этот гад доберется до Инфанты и Проксимы, даже если он убьет Алину, плевать. Соберемся вдвоем, ты и я, как в старые годы.
Валерия сглотнула в горле комок и кивнула. Виктория улыбнулась и посмотрела Альтере в глаза — нет, не Альтере, подруге Лере из далекого детства.
— Ты прости меня, — вдруг сказала Виктория. — Я бываю такой сучкой иногда, правда. Я знаю. Ты все равно моя лучшая подруга, ближе тебя у меня никого нет, как ни крути.
И подумав, добавила:
— И у тебя, кстати, тоже ближе меня нет никого.
«Благодаря тебе, — подумала Валерия. — Все благодаря тебе и твоей Бабушке».
— Так что Белтайн состоится, — продолжила Прима. — Иначе Бабушка не простит, ни мне, ни тебе. Готовь все, что надо, организуй, приводи Алину. Прорвемся, Лерка, главное, вместе, да?
— Да.
— Значит, с этим решили. Ты узнала, в какой больнице лежит Жанна?
— В НИИ «Скорой помощи», на ожоговом.
— Что ж, значит, нужно ее навестить.
Снова повисло молчание. Часы стучали бесстрастно, как плотник, сколачивающий гроб или строящий эшафот. Секунды ползли, отсчитывая движение жизни от плохого к худшему.
— Ты уверена?.. — спросила Валерия.
Виктория поморщилась.
— Лера, не начинай. Уже все обсудили, разве не так?
В другое время Прима не стала бы разговаривать на тему уже принятых ею решений. Ее правота не обсуждалась, слова не подвергались сомнению. Но сегодня все было иначе. Один на один со старой подругой можно было позволить себе на какое-то время перестать держать образ Княгини, Хозяйки и Госпожи, особенно если учесть реальную перспективу очень скоро потерять эти титулы вовсе вместе с остатками ковена, а, может статься, и с жизнью. Виктория вздохнула, закатила глаза и заговорила с Валерией, как говорят порой с неразумным, но все же любимым ребенком.