Свежий ночной воздух благоухал, как ароматное вино, после зловония гостиной шейха, и я глубоко дышал, идя за стариком к пальмовой роще на берегу реки, где для нас поставили палатки.
Их было две: одна — маленькая, армейская, а другая — побольше, напоминающая шатер. Я предположил, что первая предназначалась для меня, и эта мысль доставила мне облегчение.
Легко же представить мою реакцию, когда я увидел горничную Уны, появившуюся у входа в армейскую палатку. Шейх ввел нас с Уной в шатер, и из оброненного им замечания я понял, что он считает нас супругами. Уна, как я заметил со смешанным чувством восторга и тревоги, проигнорировала его реплику и начала поспешно расточать похвалы шейху за его заботу. И было за что благодарить, поскольку внутренность палатки немало удивила меня. Я всегда считал, что археологи живут в весьма суровых условиях. Теперь же эта иллюзия рассеялась. Палатка разделялась на две половины шторой, сейчас отдернутой, в одной части находились чемоданы Уны и ее спальные принадлежности, а в другой, служившей, вероятно, прихожей, стоял стол и несколько удобных кресел. На полу лежали ковры, и я заметил даже несколько бутылок шампанского, вероятно, тоже из запасов археологов. Палатка освещалась двумя масляными лампами, дававшими приятный, неяркий свет.
Старый шейх поклонился нам. Он тронул свой лоб, потом сердце и произнес:
— Благословенно имя Аллаха. Пусть он дарует вам радость и много красивых ребятишек.
Мы поклонились в ответ, и он ушел. Проверяя правдивость Уны, я спросил ее:
— Что он пробормотал?
— Он пожелал мне того, чего я не хочу, — пожала она плечами, — кучу детей.
Я натянуто рассмеялся, и мы замолчали. Затем, не сообразив, что можно сказать в таких обстоятельствах, я заметил:
— Ну, вот мы и здесь.
— Да, вот мы и здесь, — повторила Уна с оттенком насмешки в голосе. — Как насчет шампанского?
— Грандиозно, — ответил я и открыл одну из бутылок.
Я налил шампанского Уне, усевшейся в кресле, затем себе и тоже сел. Она немедленно встала, подошла ко мне и устроилась у меня на колене.
Не помню, чтобы еще когда-нибудь я чувствовал себя так неловко. Я был о бескуражен и не знал, что сказать, и это — после проявленного рвения у гробницы Эхнатона! Мы поцеловались, но весьма робко.
Наконец в полном отчаянии я заговорил о египтологии, но она прервала меня, и, поднявшись, произнесла с подчеркнутой вежливостью:
— Думаю, мне пора в постель. Хотя вам, боюсь, здесь будет не очень-то удобно.
— О, я как-нибудь устроюсь, — пробормотал я. — Спокойной ночи и приятных сновидений.
— Спасибо, — улыбнулась она, — и… вам того же. — С этими словами она исчезла за шторой и поплотнее задернула ее.
Я пригасил лампу и, зная, что ночь будет довольно холодной, взял пальто. В этот момент штора снова раздернулась и появилось лицо Уны. На нем не отражалось ни гнева, ни изумления, ни презрения. Она просто тихо спросила:
— Вы еще не сделали зарядку?
— А-а? — пораженно воскликнул я. — Зарядку?
— Именно. Я делаю ее каждую ночь. А вы?
— Э-э, нет. Боюсь, что нет, — несколько нерешительно ответил я.
— Тогда вам просто необходимо начать. Это очень полезно для фигуры. Если бы у нас были рапиры, мы могли бы на несколько минут заняться фехтованием, — это самое хорошее из упражнений. Но, раз их у нас нет, мы вместо этого можем побегать.
— Побегать? — откликнулся я.
— Почему бы и нет? — оборвала она. — Смотрите, как это делается: через кресла, под столом, по кругу, прыгая, спотыкаясь, и опять бегом. Это прекрасное средство для поддержания формы.
— Ну-у, — пробормотал я, изумленный этой неожиданной для меня ее стороной. — Если вы так настроены, я не стану вам мешать.
Она шагнула вперед и оказалась рядом со мной. На ней почти не было одежды, но я не обратил на это внимания, поскольку, спокойно взглянув на меня, она сказала:
— Я в лучшей форме, чем вы. Могу поспорить, что вы не поймаете меня.
— Не обольщайтесь, — рассмеялся я и сделал выпад, чтобы схватить ее. Но она уклонилась и отбежала за стол.
— Смелее, — сказала она. — Я бросаю вам вызов.
— Хорошо! — вскричал я. — Мне хватит двух минут, чтобы поймать вас.
Улыбнувшись, она наклонилась и погасила лампу. В следующую секунду ее насмешливый голос донесся из дальнего конца палатки:
— Попробуйте! Поймайте меня! Поймайте, если сможете!
Никогда в жизни я не испытывал большего возбуждения, чем от этой погони. Возможно, во мне пробудился первобытный охотничий инстинкт, который все еще силен в каждом мужчине, — но я твердо знал, что если не поймаю ее, то потеряю всякое уважение к себе.
Когда я поймал ее, — хотя уверен, что она сама позволила это сделать, — она повернулась ко мне в объятия и наши уста сомкнулись. Крепко сжимая ее горячее, податливое тело, я чувствовал, как сердце колотится в ее груди. Все мои колебания развеялись, как паутина на ветру. Я взял ее на руки и отнес в постель.
В котором часу я проснулся, сказать трудно, вероятно, где-то за полночь, поскольку в палатке было совершенно темно. Я сразу понял, что Уны нет рядом.
Все мои чувства мгновенно обострились, сна как не бывало.
Я выскользнул из постели, зажег спичку и, раздвинув штору, выглянул. Уны нигде не было, и я на цыпочках прокрался к выходу, где различил голоса. Уна разговаривала со своей горничной и, видимо, только-только разбудила ее. Слышно было плохо, я сделал несколько шагов вперед, но в темноте зацепился за одну из веревок палатки и с жутким грохотом растянулся на земле.
— Кто там? — раздался быстрый, возбужденный шепот Уны.
— Это я, дорогая, — проблеял я. — Я проснулся и, не найдя тебя рядом, забеспокоился, что случилось.
— Я на минутку вышла, — успокаивающим тоном произнесла она. — Возвращайся в постель, любовь моя. Я сейчас приду.
Мне ничего не оставалось, как повиноваться, но, повернувшись, я услышал ее торопливые слова, сказанные по-арабски:
— Ты поняла? Мне нравится этот англичанин, и я не хочу, чтобы ему перерезали глотку. Я не боюсь Закри. Наша договоренность отменяется.
Как прелестно услышать подобное от своей подруги в середине первой ночи, проведенной с ней. Приятно было узнать, что я произвел на Уну такое впечатление, что она решила пощадить меня.
Но кровь буквально застыла в моих жилах при мысли о предательстве, которое она замышляла.
Мне стало ясно, что она все время знала, кто я на самом деле. Она, должно быть, детально продумала свой коварный замысел в первый же вечер на пароходе и на следующее утро послала инструкции Закри-бею до нашего отплытия.
Посещение гробницы Эхнатона послужило прекрасным предлогом увести меня прочь от нашей группы; палатку, вероятно, доставили по железной дороге, поскольку Уна слишком привередлива, чтобы спать в арабской лачуге, а местный шейх исполнял, скорее всего, ее же приказы, когда лгал относительно археологов.