Так как не хотелось отказываться от евреев, я их использовал для антуража. Они давали все же мне возможность подвести Бьянко к порогу размышления о подозрительности иудейства.
Какое-то парижское или, хуже того, пьемонтское место брать было нельзя — перепроверят. Оставалось отправить моих иезуитов в труднодостижимую даже для пьемонтских тайных служб точку. Известную только по легендам. Но иезуиты, божеские подлипалы, умеют пролезть везде и повсюду. Их загребущие пальцы дотягиваются и до стран, исповедующих протестантство.
Подделка документов требует солидной документальной подготовки. Вот почему я вечно в библиотеках. Библиотеки обворожительны. Как будто на перроне, мелькают в глазах названия экзотических стран. Вроде и вправду путешествуешь. И я нашел в одной книге очень красивые картинки еврейского кладбища в Праге. Заброшенное кладбище с двенадцатью тысячами обелисков, и так-то уж тесное. Однако памятников явно должно было быть больше. В течение столетий покойники там скучивались буквально один над другим. Там нет новых захоронений. Некоторые доски восстановили. Теперь это неровная толпа памятных досок, накрененных на все четыре стороны. Возможно, что сами евреи натыкали их в этом беспорядке, поскольку им чужды понятия гармонии и красоты.
На этих полузаброшенных усыпальницах было лучше всего собирать иезуитов. В частности — потому, что это абсурдно. Зачем могло понадобиться иезуитам устраивать слет на месте, священном у иудеев? Почему иезуитам было бы позволено распоряжаться этим забытым и, вероятнее всего, труднодоступным местом? На эти вопросы ответа не имелось. Тем рассказ выглядел солиднее: я был почти уверен, что, в представлении кавалера Бьянко, чем лучше пригнаны между собой детали, тем подозрительнее рассказ. Любителю Дюма, мне было приятно описывать эту ночь и встречу богомерзких заговорщиков на пристанище мертвецов, в слабом блеске чахоточной луны. Иезуиты сошлись в полукруг. Их толпа, в черных широкополых шляпах, кажется скопищем тараканов. Я с наслаждением рисовал сатаническую улыбку падре Бехкса, выбалтывающего дьявольские планы мерзких врагов человеческого рода. Отец мой, взирая с того света, радовался на меня с небес. Да нет, вернее, из своей пучины ада, куда Господь засылает мадзинианцев и републиканцев. Я живописал этих подлейших провозвестников зла в то время, как они расползаются восвояси. Разносят по всем своим тайным кланам, ухоронившимся в странах света, новейший и инфернальный секретный умысел завоевания мирового господства. Снимаются с места, подобно воронью на восходе солнца, и этим кончается адская ночь, преддверие их дьявольского плана.
Следовало, однако, писать скупо и резковато, как положено в тайном донесении. Известно, что у полицейских осведомителей нет литературных претензий и они не расписываются больше чем на два или на три листа.
Мой ябедник, по этой идее, должен был докладывать, что в описанную ночь все представители Общества Иисуса, посланцы множества стран, имели свидание в Праге с иезуитом Бехксом. Тот же представил собравшимся отца Бергамаски, который по целой сумме провиденциальных причин сделался советником Луи-Наполеона.
Отец Бергамаски рассказал, что ему удалось подчинить Луи-Наполеона влиянию иезуитского Общества. Он отметил, что поступает все больше доказательств этого от императора. — Восхищает, как изворотливо Бонапарт обманул революционеров, прикинувшись, будто принял их учение. Как ловко провел интригу против Луи-Филиппа, скинув атеистическое правительство. В этом он выполнял наши инструкции. В 1848 году он предстал перед избирателями как честный республиканец. Ну, те дали себя обхитрить и избрали его президентом Республики. Не забудем и сколь рьяно помогал он душить Римскую республику, боролся с Мадзини и восстанавливал Его Святейшество на папском престоле.
— Не кто иной, как Луи-Наполеон, поставил себе целью, — продолжал Бергамаски, — решительно уничтожить социалистов, революционеров, философов, атеистов и прочих негодных рационалистов, твердящих о суверенитете народной воли, о свободном волеизъявлении, о свободе совести, религиозной, политической и гражданской… Роспуск Законодательного собрания, арест представителей народа как предполагаемых заговорщиков, введение в Париже чрезвычайного положения, расстрел без суда всех мужчин, захваченных на баррикадах, высылка неблагонадежных в Кайенну, подавление свободы печати и собраний, ввод военного контингента в форты и оттуда по команде — расстрел столицы, в намерении испепелить ее, камня на камне, дабы с триумфом восстановилась католическая, апостольская, римская церковь на руинах нового Вавилона. Затем народ был призван голосовать за то, чтобы на десять лет продлить срок его личного президентского правления. А потом — за то, чтобы республику переименовали в обновленную империю. Против демократии есть только это единственное верное средство — общенародное голосование. В нем ведь определяющая роль отводится крестьянам. Ну а крестьяне покорно выполняют, что им подсказали сельские священники.
Самое интересное, я решил, Бергамаски скажет в конце, насчет политической линии по Пьемонту. Именно в этом месте Бергамаски провозвестит, в чем состоят дальнейшие планы иезуитов. Те самые планы, что ко времени написания рапорта успеют уже воплотиться точно по намеченному.
— Этот безвольный королишка Виктор-Эммануил мечтает о Королевстве Италия. Его министр двора, Кавур, подогревает в нем эти капризы. Оба они жаждут не только изгнать Австрию с полуострова, но и отменить светскую власть Его Святейшества. Они всенепременно обратятся за поддержкой к Франции. И поэтому их будет легко втянуть — первым делом — в войну против России, обещавши помочь им против Австрии, но забрав взамен Савойю и Ниццу. Потом французский император прикинется, что готов споспешествовать пьемонтцам. Однако после мелких локальных побед он заключит с австрийцами сепаратный мир и будет способствовать образованию итальянской конфедерации под управлением папы, в которую войдет Австрия и удержит при себе все свои итальянские владения. Таким образом, Пьемонт, оплот единственного либерального правительства на полуострове, окажется в подчинении и у Франции и у Рима, и его будут контролировать французские войска. Те, что посланы оккупировать Рим, и те, что размещены в Савойе.
Вот вам и документ. Я не знал, до какой точно степени пьемонтскому правительству понравится, что в нем Наполеон Третий выведен в качестве вредителя в отношении Сардинии и Пьемонта. Но я уже тогда уловил то, чему с возрастом судилось подтвердиться и личным опытом. Сотрудники спецслужб ценят, даже если не применяют непосредственно, документы, позволяющие шантажировать власть и правительство, вносить неразбериху, переворачивать все с ног на голову.
И действительно, кавалер Бьянко внимательно вник в мой рапорт, время от времени поглядывая мне в глаза поверх текста, и дал свое заключение. Материал чрезвычайно значительный. Тем уж в который раз подтвердилась моя гипотеза, что если шпион намерен открыть нечто доселе неслыханное, пусть он расскажет именно то, что нетрудно приобрести на любом второсортном книжном развале. Однако, хоть и мало понимая в литературе, кавалер Бьянко не так уж мало понимал во мне, поэтому добавил проницательно:
— Все высосано из пальца, естественно.