– Мама любила эту статую, – с чувством сказал он. – Отец прислал ее из одной своей поездки. Когда ее привезли в наш дом, она была завернута в коричневую бумагу. Мама велела мистеру Блиту поставить ее здесь, в саду, рядом с камелиями.
Я посмотрела на часы, которые папа подарил мне в честь моего девятнадцатилетия, и проговорила:
– Боже, а мы так и не увидели камелий!
Эббот был нашим проводником, и мы быстро спустились с холма в низинку. Здесь туман был такой густой, что окутал нас облаком. Эббот вел нас вдоль ряда больших камелий, и я внимательно осматривала цветы. Некоторые были очень эффектны, размером с мою кисть, другие маленькие и хрупкие, с шелковыми лепестками, и у всех были яркие, словно вощеные, изумрудные листья. Мы прошли второй ряд и третий, но пока никакой миддлберийской розовой не было видно. Я протянула руку, чтобы потрогать один цветок, но споткнулась о выступавший из земли корень и, стараясь не уронить Джени, потеряла опору. Я покачнулась влево и выставила левую руку, чтобы смягчить падение, а упав, сморщилась от резкой боли в запястье.
И в этот момент Кэтрин закричала:
– Осторожнее, мисс Льюис!
Но было поздно. Я упала на ржавые грабли, лежащие зубьями вверх. Усадив Джени на землю, я осмотрела травму. На руке была глубокая царапина, из запястья сочилась кровь.
Кэтрин присела на корточки рядом со мной:
– Ничего? Больно?
– Да, – сказала я. – Нужно перевязать.
– Вот, – гордо произнес Эббот, протягивая мне лоскут, оторванный от своей рубашки. – Воспользуйтесь этим.
– Спасибо, – поблагодарила я, улыбнувшись его жесту и перевязывая запястье белой тканью.
Повязка быстро пропиталась кровью, и я попросила Эббота затянуть ее потуже.
– Если хотите вернуться, – сказал он, – то я это пойму.
Запястье отчаянно болело, но я встала на ноги, отряхнула пальто и снова взяла на руки Джени, стараясь не слишком нажимать на рану. В ушах звучал шепот мистера Прайса: «Это твой шанс! Это удобный случай! Воспользуйся им!»
– Пойдем дальше, – сказала я.
– Вы уверены? – спросил Эббот.
Я кивнула:
– Пройдем еще немного.
Мы начали петлять среди рядов камелий – ни одна не напоминала миддлберийскую розовую, – и, верный своему слову, через минуту Эббот остановился.
– Вот и пришли, – сказал он с широкой, будто наклеенной, ухмылкой.
Я посмотрела направо, потом налево и покачала головой:
– Куда? Я ничего не вижу.
– Подойдите поближе и увидите, – сказал он, указывая вперед, где до самой земли висел туман и было трудно что-либо рассмотреть.
Мы прошли через беседку, увитую розовыми степными розами. Я сильнее прижала к себе Джени, чтобы она не уколола ручки торчащими шипами, а картина впереди с каждым шагом вырисовывалась все четче. Появилась замшелая крыша со старым ржавым флюгером, застывшим по стойке «смирно». Дом?
– Что это? – спросила я Эббота, чувствуя, как кожа покрылась мурашками.
– Сарай, – ответил он, волнуясь, и обернулся ко мне. – Мисс Льюис?
– Да, Эббот?
– У вас никогда не было чувства, что какое-то место… – Он помолчал, чеша в затылке. – Ну, что какое-то место может быть… наполнено злом?
Кэтрин со вздохом скрестила руки на груди. Однако через несколько мгновений по низине пронесся внезапный порыв ветра, отчего ставни в окнах заскрипели на петлях, и девочка подскочила.
– Видите? – сказал Эббот, и его щеки торжествующе порозовели.
Он заметил прислоненные к клену поодаль вилы и взял их.
– Для защиты.
– Эббот! – крикнула я. – Пожалуйста, не пугай своих сестер.
К Эбботу подошел Николас:
– Думаешь, здесь злые духи?
– Может быть, – ответил Эббот, оглядываясь по сторонам.
Николас кивнул.
– Не беспокойся. Камелии нас защитят. Мама говорила, что они особенные. – Он огляделся. – Вот почему она столько их посадила.
Кэтрин пошла вперед, якобы чтобы рассмотреть красный цветок на дереве.
Эббот взглянул на брата, а потом метнул вилы в розовый цветок камелии и состроил гримасу.
– Но почему-то эти деревья не спасли маму, когда она больше всего в них нуждалась.
– Эббот! Прекрати, – закричала я и снова осмотрела свое запястье. – Ты увидел, что хотел?
– Нет еще, – ответил он, пристально глядя на дверь сарая. – За месяц до маминой смерти я следил за ней отсюда. Отец тогда сердился на нее, и потому она любила ходить в сад одна. Я хотел поговорить с ней. Думал, что смогу подбодрить. Но когда пришел сюда, ее не было. Я бегал туда-сюда вдоль деревьев, разыскивая ее. А потом обернулся и увидел, как она выбегает из этого сарая. Она рыдала.
– Ох, Эббот, – произнесла я, кладя руку ему на плечо.
– Она, наверное, поцарапала руку, – вмешался Николас. – Я всегда плачу, когда такое случается.
– Потому что ты неженка, – поддразнила его Кэтрин.
– Ты не неженка, – успокоила я мальчика.
– Нет, насколько я мог видеть, у нее не было никакой царапины и ничего такого, это все из-за проклятого мистера Блита.
– Почему ты так думаешь? – спросила я.
– Он был здесь. Я увидел, как он бежит за ней. Это из-за него она плакала. Я знаю.
– Может быть, тебе показалось, – сказала я, сомневаясь в достоверности рассказа Эббота, но он покачал головой:
– Я точно видел.
Он посмотрел на старое строение с крышей, покрытой комками мягкого зеленого податливого мха, сверху выцветшего до светло-серого.
Эббот подошел ближе и, потрогав рукой дверную ручку, обернулся к нам:
– Заперто.
– Ну, на этом и закончим наше большое приключение, – сказала я. – Пойдемте. Достаточно этих ужасов. Пора домой.
Эббот вздохнул.
– Говорю вам, в этом месте кроется что-то подозрительное, – проговорил он, тревожно оглядываясь на сарай.
Мы направились назад, к выходу из сада. Я положила руку Эбботу на плечо, но вдруг резко обернулась. Какой-то звук. Отчетливо скрипнула дверь, она открылась, а потом захлопнулась.
– Побежали! – крикнул Эббот, поворачивая к дорожке.
Кэтрин завизжала, а Николас выронил палку, которую держал в руке. Оба бросились вперед, а я с Джени на руках не могла их догнать.
– Дети! – закричала я. – Не торопитесь, вы поранитесь.
Бесполезно, они бежали что было сил. Поэтому я прижала Джени покрепче к себе и, как только могла, побежала по дорожке вдоль камелий, не оборачиваясь, пока не добралась до холма. Снизу он казался крутым, как гора, но я начала отчаянно карабкаться вверх по склону. Вдали послышался громовой раскат, и снова пошел дождь, на этот раз сильнее.