Куинтон просовывает в меня палец, но останавливается, приподнимается на локте и заглядывает мне в глаза:

– Можно?

«Нет».

– Да, – киваю я.

С его губ срывается осторожный вздох, словно он сам нервничает, словно надеялся, что я скажу «нет». Потом он целует меня и ощупывает пальцем внутри, наши тела сливаются в гармонии, как звуки песни, что звучит сейчас со сцены, и на долю секунды, в темноте, в изуродованном шрамами мире, окружающем нас, наступает краткий миг совершенства. Готовая взорваться от бесчисленных эмоций, роем мечущихся у меня в голове и в теле, я подаюсь навстречу его рукам, отрываю губы от его губ, запрокидываю голову и еще глубже погружаюсь в этот миг совершенства. Потом, когда все заканчивается, он снова ложится рядом со мной на камень, обнимает меня, гладит по волосам, и я постепенно возвращаюсь в изуродованный шрамами мир.

У меня возникает странное чувство дежавю, когда мы смотрим на звезды, и изнеможение одолевает нас, в душе и в теле у меня нарастает тяжесть, в голове мутится от воспоминаний о том, как я в последний раз лежала ночью под звездами. Не хочу засыпать – боюсь того, что будет, когда проснусь. И чего не будет.

– Ты когда-нибудь думаешь о будущем? – спрашиваю я, прерывая молчание.

– В общем, нет, – отвечает он и замирает, не убирая пальцев из моих волос. – А ты?

– Иногда, но я там ничего не вижу.

– Совсем ничего?

Я провожу пальцем длинную черту на его груди, там, где под тканью рубашки скрыт шрам.

– Раньше видела. Много чего. Но в конце концов, это все бессмысленно. Какая разница, чего ты хочешь и какие планы строишь? Все равно ничего не выйдет.

Сначала Куинтон молчит, и я думаю, что он со мной согласен. Потом ложится на бок и слегка сдвигается вниз, чтобы наши глаза оказались напротив. Берет мои щеки в ладони и заглядывает мне в глаза.

– Знаешь, что я думаю? – говорит он, обвивая ногами мои ноги. – Я думаю, что тебя ждет замечательное будущее и в нем будут и барабанные палочки, и песни, и видео, и все, что захочешь. Однажды ты очнешься и поймешь это.

Его слова отдаются болью в груди. Потому что он говорит не по-настоящему. Не совсем по-настоящему. Он ведь меня даже не знает. Мои губы размыкаются: я хочу сказать ему об этом.

– А я думаю, что…

Его губы вжимаются в мои, и больше мы уже ничего не говорим друг другу. Мы целуемся, пока звезды не начинают меркнуть, а потом лежим, обнявшись, словно не хотим отпускать что-то, чего, может быть, и нет вовсе. Может, все это иллюзия? Как было у нас с Лэндоном. И мне только кажется, будто я что-то чувствую к нему, а он ко мне. Может, ничего и нет. А внутри все совсем не то, чем кажется снаружи.

Глава 16

26 июля, семьдесят второй день летних каникул

Нова

– И откуда этот чертов дождь принесло? – хмурится Делайла, глядя на раскисшую грязь, в которую превратилась наша поляна. – Гадость какая!

Мы с ней сидим в палатке перед открытой дверью, смотрим, как льет с неба. Делайла курит, и я тоже иногда делаю пару затяжек. Люди толпятся на поляне – очередная группа играет без усилителей, музыку заглушают удары грома и стук дождевых капель. Куинтон, Тристан и Дилан куда-то ушли, очень туманно пояснив, что у них дела.

– Если так пойдет, – Делайла обнимает свои колени, прижимая их к груди, упирает в колено трубку и щелкает зажигалкой, – тогда и фейерверки запустить не получится. – Она затягивается, задерживает дыхание, потом выдыхает, и дым расползается по палатке.

– А мы собирались? – спрашиваю я, приглаживая волосы прихваченной с собой щеткой.

Делайла недоуменно смотрит на меня и протягивает мне трубку:

– Ну да. – Она снимает заколку, и рыжеватые волосы падают ей на плечи. Выхватывает у меня щетку, улыбается и начинает причесываться.

– Эй! – возмущаюсь я и беру у нее зажигалку. – Она мне самой нужна.

– Да, но, как мы в колледже говорили, – напоминает подруга, вскидывая брови, – что твое – то мое, а что мое – то тоже мое.

Я показываю ей язык и механически, как робот, сую трубку в рот. Это уже вошло в привычку, и я пока никак не пойму, нужно мне это или нет.

– Жадина ты!

Делайла закатывает глаза и хохочет:

– Ладно-ладно, стервозина. Я очень даже милая, за это ты меня и любишь.

Я невольно улыбаюсь, закуриваю травку и втягиваю в себя ядовитый дым. Вздрагиваю, когда дым обжигает мне горло, и, закашлявшись, выпускаю его изо рта. Протягиваю трубку Делайле и лезу в сумку за дезодорантом.

– Точно, ты меня раскусила.

Делайла бросает щетку мне на колени, кладет трубку на пол у ног и начинает заплетать косу на затылке.

– Должна тебе сказать, только не злись… в общем, у тебя… у тебя счастливое лицо.

– А почему я должна злиться? – спрашиваю я, обрабатывая подмышки дезодорантом. – Вот если бы ты стервозиной меня назвала… Правда, ты и назвала, ну ладно. Я счастлива. Это разве плохо?

Подруга качает головой и снимает с руки резинку для волос:

– Да нет, хорошо, но я тебе уже говорила как-то: иногда кажется, что ты нарочно нагоняешь на себя грусть.

Я раздумываю над ее словами, завинчивая крышку дезодоранта.

– Ну а теперь вот не нагоняю, и что?

Делайла затягивает резинкой кончик косы.

– А почему не нагоняешь – поэтому? – Она показывает пальцем на трубку. – Или из-за некоторых, тех самых, что любят рисовать и выглядят без одежды так, что просто отпад? Если так, то я тебе еще раз скажу: ни к чему тебе с ним связываться. Не годится он в бойфренды.

– А я никогда и не говорила, что ищу бойфренда. – Я достаю из сумки духи и снимаю крышку. – А когда это ты его без одежды успела рассмотреть?

Делайла хихикает тихонько:

– А я нечаянно вошла, когда он переодевался.

– А зачем ты вообще в его палатку заходила?

– Хм… – Она вся как-то напрягается. – Задумалась.

– О чем это?

– Не знаю. – Делайла застывает, потом закидывает косу за спину, вытягивает ноги и хлопает ладонями по бедрам. – Эй, а знаешь, что я сейчас должна сделать?

– Сказать, почему тебя занесло к Куинтону в палатку? – ехидно спрашиваю я. – Хотела еще раз заставить его поцеловать тебя?

– Да нет, глупая. – Она шлепает меня по ноге. – Это вообще чепуха. Я просто дурачилась.

Я брызгаюсь духами, стараясь заглушить вонь. Наверняка от меня воняет, я же с самого приезда не мылась. И на коже ощущение неприятное, как будто все поры грязью забиты.

– Тогда что ты должна сделать?

Делайла переводит взгляд на потоки дождя за дверью, на грязь, растекшуюся по земле, как жидкая краска.