Аксель, отпив из бокала, внимательно посмотрел на Прайса.
— Так что антиимперский брэнд у вас уже есть, Альберт…
Старик, выпуская клубы дыма, загадочно улыбнулся, повернув голову в сторону полковника.
— Ну а ты что думаешь по этому поводу, Уэйн?
Полковник обвел взглядом собравшихся.
— Я не изучал теоретических работ уважаемого Акселя Кларка, поэтому не могу сказать что-то определенное. Меня больше интересует другое. То, о чем сейчас сказал Аксель, попахивает откровенным терроризмом…
Аксель на мгновение задумался, после чего поставил бокал на стол и, скрестив на груди руки, посмотрел в сторону Орокина презрительным взглядом.
— А не кажется ли вам, полковник, что сам Императорский Дом, используя тайную полицию, занимается террором собственного народа? Вы, возможно, не знаете, Орокин, что социум метрополии разделен пополам одной невидимой линией. Одна половина, склонная к конформизму и адаптивному поведению, взяв в качестве собственной морали государственную идеологию, охраняет другую половину, заключенную в многочисленные тюрьмы, которая каким — то образом помешала власти… — Кларк выдержал паузу. — Акритская метрополия при власти Мартина Вуда превратилась в одну большую тюрьму, венцом которой является «Социальный лепрозорий» и другие подобные учреждения этого государства…
— Возможно, вы правы, доктор Кларк… — ответил полковник, разглядывая покрасневшее от эмоций лицо Акселя. — Только вы забываете, что короля делает свита… Мартин Вуд неплохой человек и настоящий солдат, который спас мне жизнь в битве при Сан — Паулу. Но он попал под влияние Алана Филипса. Глава Спектрата, используя лесть и дезинформацию, декларирует террор как необходимое средство для управления государством…
— Может, Мартин и неплохой солдат, — констатировал Альберт, — но он также и патологический лжец, отобравший у меня мою частную военную корпорацию путем шантажа. А ведь перед свержением Тиберия он заручился моим обещанием, что «Меридиан» никоим образом не будет вмешиваться в переворот в обмен на то, что новые власти не будут претендовать на брошенные в Южной Америке военные активы, которые я прибрал к рукам… Я, в отличии от Мартина, сдержал своё слово, о чем искренне сейчас сожалею…
— Что касается «Меридиана», мистер Прайс, — произнес Орокин, поправляя ворот военного кителя, — то идея отобрать его у вас тоже всецело принадлежит Алану… Император не хотел нарушать данное вам обещание…
— Порази меня гонорея, — произнес Альберт, комично подняв брови над черными очками. — С твоих слов, Уэйн, Мартина следует причислить к лику святых. Кстати, в Московии, на центральной площади прямо перед входом в Священный Синод есть культовое религиозное сооружение, называемое Обителью Святых. Внутри этого башнеподобного сооружения круглосуточно горят свечи, а снаружи висят иконы святых этого культа. Сонм благочестивых разросся до такого уровня, что на внешних стенах перестало хватать места, поэтому Патриарх принял решение увеличить высоту этого сооружения… Вот там, на самом верху этой башни и следовало быть Вуду, вместо того чтобы занимать императорский престол…
— Это сарказм? — спросил Орокин.
— Нет, блять, — выругался Альберт, чьё выражение лица стало весьма злобным, — это мое предложение…
Затушив сигару, он встал с кресла и прошел в бар. Налив себе виски, Прайс вернулся обратно.
— Я бы отдал всё своё состояние, чтобы низвергнуть с престола этого лжеца и прибить его к той башенке толстыми гвоздями, — произнес он, садясь в кресло.
— Осторожно, — поправил Прайса полковник, — я человек Мартина Вуда…
В воздухе повисла гнетущая тишина.
— Вот, — вмешался в разговор Аксель, — я же говорил, что не стоит приглашать этого человека в наш клуб…
Орокин посмотрел на молча сидящего Максимилиана Борга, пытающегося что-то разглядеть в своём стакане.
— Господа, — произнес полковник, встав со своего места, — приятно было с вами пообщаться, но меня ждут дела.
Кивнув головой, Орокин последовал на выход.
— Уэйн, — окрикнул его Прайс, — только помни правило — все сказанное в клубе остаётся здесь навсегда…
— Разумеется, — ответил полковник и, развернувшись, проследовал к выходу.
Когда Орокин скрылся из виду, Аксель нарушил молчание, высказав свою мысль вслух:
— Я ему не доверяю…
Покинув клуб, Орокин больше никогда туда не возвращался, посчитав его членов чудаками — идеалистами, которых не стоило воспринимать всерьёз.
Но полковник ошибался. Его не просто так пригласили в клуб. Альберт, настоявший на том, чтобы Орокина приняли в члены, надеялся на то, что полковник сыграет важную роль в тех планах, который строил в голове сам Прайс. Нет, он не мог простить Мартину Вуду то, как он обошелся с ним, отобрав детище Прайса — частную военную корпорацию «Меридиан». Государство, в лице Императора, заплатило половину цены за сто процентов акций «Меридиана». Но, будучи военным, Прайс четко для себя осознал, что деньги на депозитах не приносят того влияния и могущества, которое он имел, будучи негласным хозяином южноамериканского континента.
Жизнь богатого старика быстро надоела Альберту. Он не находил наслаждения в светских раутах, скучая о былых временах. Так продолжалось до тех пор, пока, будучи в столице, он не познакомился с промышленником из Эритеи Георгом Кантором.
Это был хорошо образованный и воспитанный человек, чьи рассуждения о происходящих в метрополии событиях коренным образом отличались от того, что показывали государственные СМИ. Осев на Эритее, Прайс сблизился с Кантором по взглядам. Более того, Георг рассказывал весьма интересные вещи о возникновении метрополии, которые шли вразрез с исторической доктриной, которую вбивали в головы многим поколениям, выросшим на этой земле. Они часто и подолгу разговаривали, засиживаясь в особняке Кантора.
Именно там Прайс и познакомился с Дэвидом ДиАнжело, который вел геологоразведку на месторождениях, принадлежащих Георгу. В более позднее время, уже в столице, к их «революционному кружку», как в шутку выражался Прайс, примкнули двоюродные братья Максимилиан Борг и Аксель Кларк, преподававшие в Академии Акрита, а после к ним присоединился и Кассиус Папалукас — глава столичного технопарка, который, несмотря на ярко выраженное адаптивное поведение за пределами клуба, отличался острой критикой внутренней политики государства.
Как только стало ясно, что Орокин вышел из игры, Альберт перешел от слов к делу. Создав фонд, в котором спонсорами выступили он сам и Георг Кантор, Прайс стал финансировать идеи Акселя Кларка, который взял на себя организаторские полномочия.
Уже через три года «Седьмая печать» превратилась из выдуманной организации в реально существующую, имевшую подпольные ячейки в каждом городе метрополии. Став центром притяжения всех несогласных с режимом, она постепенно разрасталась, оказывая особо заметное влияние на запад страны, являющийся сырьевым донором.