Последние залежи ресурсов на этой планете вы бездумно растратите, пытаясь насадить свои порядки людям, чьё представление о мире отличается от вашего… Но что вы оставите будущим поколениям? Идеологию? Страх перед будущим? — Тиберий замолчал, но не получив от Орокина ответы, продолжил свой монолог. — Всему разумному человечеству необходимо объединить усилия, чтобы преодолеть кризис на умирающей планете и обрести новый дом…
Расстегнув верхнюю пуговицу сорочки, Тиберий налил сахарной воды из графина, который стоял на тумбе возле письменного стола. Орокин заметил волнение на лице Императора, но не мог понять причину этого. «Возможно, это был результат только что произнесенной речи или же осознание жертвой последних минут своей жизни…» — Уэйн абсолютно не понимал, о чем говорил этот человек. Дождавшись, когда Император Тиберий поставит стакан на стол, Орокин поднял пистолет и нажал на спусковой крючок…
Раздался негромкий хлопок, и пуля, направленная рукою Уэйна Орокина, пробила сердце Восьмого Императора. Тело Тиберия обмякло, голова упала на грудь, а сорочка обагрилась кровью вокруг зияющей на груди раны. Спрятав пистолет в кобуру, Орокин подошел к телу и пощупал пульс. Тиберий был мертв. Нажав на кнопку интегратора, расположенного на левой руке, Уэйн произнес:
— Дело сделано, предатель получил по заслугам…
Орокин беспрепятственно покинул кабинет, его встретил товарищ, Алан Филипс, который подстраховывал Уэйна на тот случай, если что-то бы пошло по незапланированному сценарию. Они вместе двинулись к залу Сената, где уже собрались заговорщики. Глава солдатского комитета Мартин Вуд по — братски обнял Орокина и, взобравшись на трибуну Сената, начал произносить жаркую и пламенную речь, густо сдобренную патриотизмом. Обвинив Восьмого Императора в предательстве, он обратился к Сенату с просьбой «предоставить ему и его заместителям — Алану Филипсу и Уэйну Орокину особые полномочия на время политического кризиса». Как было и запланировано, Сенат большинством голосов проголосовал за Триумвират. Но сидевший в зале Уэйн, наблюдавший процесс легитимации новой власти, почему-то не испытывал восторженных чувств. Слова Тиберия, убитого им час назад, засели у него в голове, порождая массу вопросов.
Как член Триумвирата, он получил «Седьмую печать» и был поражен тем, что узнал из засекреченных архивов. Тиберий не врал. Ложь, посеянная однажды, порождала ещё большую ложь, которая зрела опухолью на теле государства. Но государство не боролось с этой опухолью, а вырезала здоровые клетки вокруг неё руками пропаганды. Уэйн, внутренний мир которого перевернулся с ног на голову, даже предложил Триумвирату рассекретить эти данные, на что его давний товарищ Алан Филипс довольно гневно отреагировал.
— Ты не понимаешь, Уэйн! Нам не нужна правда, нам нужен эффект! — кричал в исступлении Филипс, посматривая в сторону Мартина Вуда, словно ища у того поддержки.
Тогда Мартин встал на сторону Алана, и Орокин никогда больше не поднимал этот вопрос. Замкнувшись, Орокин стал часто конфликтовать с Филипсом, в результате чего Триумвират распался, а Мартин Вуд на волне своей популярности был избран Девятым Императором, несмотря на то, что формально не являлся членом Сената. Поставив во главе Спектрата Алана Филипса, который ратовал за непримиримую борьбу с инакомыслием, Мартин, с помощью репрессий и подложных обвинений, избавлялся от политических фигур ему не лояльных. Но он и сам не заметил, как попал в полную зависимость от Спектрата, пытаясь управлять государством с помощью такого инструмента, как человеческий страх. Мартин полностью развязал руки Спектраторам, которые, потеряв всякое чувство меры, прессовали то общество, которое их породило.
Орокин Уэйн, получив должность главы Корпуса внешней разведки после распада Триумвирата, полностью ушел в свою работу. Работа была ему интересна, тем более что поиск потерянных ковчегов постоянно сводил Орокина с различными интересными людьми, многие из которых были известными учеными Акритской метрополии. Постоянно обучаясь и расширяя свой кругозор, Орокин находил для себя всё больше смысла в тех словах, которые произнес Император Тиберий перед своей смертью…
Николас Вайс смотрел на себя в зеркало, опираясь руками на края раковины. Он пристально рассматривал черты своего лица, лоб которого был покрыт капельками пота. Мраморные стены туалетной комнаты, которая находилась на первом этаже императорского дворца, отражали мягкий свет нефритовых ламп, расположенных на потолке. Со стороны бы могло показаться, что Николас Вайс пришел немного освежить лицо, но на самом деле внешний вид его совсем не беспокоил. Николаса беспокоил свёрток, лежащий возле раковины и то, что предстояло ему сделать в дальнейшем. Он волновался… Для Вайса эта была «минута слабости» перед предстоящим финальным шагом к заветной цели… «Десятый Император Николас Вайс!» — эта мысль, рожденная его сознанием, немного одухотворила Вайса и он, соответствуя своему стилю, закинул набок светлые волосы влажной ладонью. Накинув китель и положив сверток в портфель, сделанный из редчайшей кожи африканского животного, Николас шагнул в коридор императорского дворца.
Направляясь в сторону императорских покоев, он увидел, как навстречу ему прошла сиделка, сопровождаемая двумя гвардейцами. «Старому козлу поставили инъекцию», — подумал Николас, проходя мимо этой троицы. К приходу Вайса, по задумке заговорщиков, Император должен быть уже обездвижен…
…Уже месяц прошёл с тех пор, как Алан Филипс и Николас Вайс подслушали разговор Императора и полковника Орокина. Они решили приступить к активным действиям по ликвидации Мартина Вуда, который, по их мнению, «окончательно сошел с ума». Вайс предложил использовать сиделку, которая приносит ампулу с проксицином. По его задумке, следовало подменить ампулу с проксицином на яд, а после обвинить сиделку в связях с «Седьмой печатью» и Кайпианским союзом. Такой поворот мог бы склонить граждан к чувству патриотизма и единения нации перед внешней угрозой, которой решительно бросит вызов Десятый Император Николас Вайс. По представлению самого Вайса, идея была просто превосходная.
— Да, идея хороша и идеологически вписывается в нашу концепцию, — поначалу согласился Филипс. — Но хотелось бы узнать, Николас, как вы будете реализовывать эту идею?
— Я думаю, что в ваших возможностях сделать это, — Вайс вопросительно посмотрел на Филипса.
— Позвольте, — усмехнулся в ответ Алан, — мои возможности весьма ограничены. Согласно инструкциям безопасности, я лично, в крайнем случае мой заместитель, тестируем сканером все лекарственные препараты, которые вводят в тело Мартина. Но потом эти процедуры дублируются главой императорской гвардии Найджелом Сэвиком, а он — лицо мне не подконтрольное. Более того, у нас с Найджелом довольно натянутые отношения. Спешу разочаровать вас, Николас — если все было бы так просто, как вы описали, поверьте, вы бы уже давно сидели на троне Императора и вершили новую главу в истории Римской Империи.
Николас задумался. Последние слова создали в его сознании образ, который он стремился как можно быстрее примерить на себя. Вайс задумчиво посмотрел на Алана, после чего промолвил: