Софи и Нелл уже должны быть в аэропорту. Прямо перед отъездом Мария позвонила Софи; в трубке стоял ужасный треск, однако она поняла, что Софи и Нелл приедут одни. Как в добрые старые времена, подумала Мария.
Задолго до того как она вышла замуж за Альдо, Софи вышла за Гордона и родила Саймона и Фло, а Нелл, ставшая женой Питера и матерью Энди, теперь была не просто лучшей подругой, но и золовкой.
Самолет кружил уже сорок минут, однако внезапно Мария почувствовала, как он меняет курс. Она летела домой и, казалось, уже могла ощутить запах Севера. Мария разжала ладонь и посмотрела на статуэтку, которую держала в руке. Богиня была стройна и прекрасна, почти так же прекрасна, как Софи.
В какой-то момент Мария подумала, что и ее мать Хэлли, могла бы встретить ее в аэропорту. Конечно, она не приедет. Софи, хорошо знавшая мать, наверняка догадалась, что ей лучше не стоит присутствовать при возвращении домой Марии. Хэлли сочла бы недостойной торжественного приема дочь, оставившую мужа и любимую работу: восхитительные раскопки, загадки племени шавантов, прозрачный горный воздух — и ради чего? Чтобы вернуться туда, где она прожила семнадцать лет, в материнский дом на вершине холма, окруженный лугами, что простираются на восток до реки Белл и на запад — до ограды женского исправительного учреждения Хатуквити.
В город, основанный пуританами, которые называли индейцев исчадиями ада.
Туда, где археологи могли разве что преподавать в колледжах или читать лекции в Музее коренного населения Америки — вместо того чтобы совершать открытия, достойные выставки в Смитсоновском институте или Британском музее. Хэлли никогда не поймет, почему ее дочери, единственной, сумевшей ускользнуть от этой рутинной жизни, вдруг захотелось вернуться.
Пока Мария пребывала в задумчивости, самолет пересек фронт циклона на северо-востоке и сел в аэропорту Кеннеди — это был последний рейс, приземлившийся перед тем, как аэропорт закрыли.
Софи и Нелл, стоя в толпе, свистели и махали руками, чтобы Мария их заметила. Свист Софи, на редкость пронзительный, невозможно было не узнать, он напомнил Марии времена, когда они втроем бродили по холмам Хатуквити, играя в индейцев. В свете дневных ламп их одежда — красное и синее пальто, вельветовые брюки, парусиновая сумка Нелл, все в духе Новой Англии — казалась вызывающе яркой и кричащей.
— Были в последнее время побеги? — закричала Мария, пробираясь сквозь толпу. Для детей, выросших в непосредственной близости от женской тюрьмы, этот вопрос был абсолютно естественным, вроде «как дела?» или «как вам погодка?».
— На этой неделе нет, — ответила Софи.
И вот уже через мгновение все трое держат друг друга в объятиях, стоя тесным кружком. Мария сбросила на пол сумки, чтобы перехватить их поудобнее. Вслед за ней Софи и Нелл поставили свои, их ноги образовали вокруг вещей ограду, защиту от воров, которыми — как им казалось — был переполнен зал ожидания.
— Ну как ты? Хорошо долетела? — спросила Нелл.
— Тряска была еще та, — ответила Мария.
— Ну а сама-то ты как? — поинтересовалась Софи, явно подразумевая нечто совсем другое. На секунду Мария замерла, потом взглянула в глаза сестре.
Софи, как все в семье Дарк, была темноволосой, со светлой, чистой кожей и голубыми глазами, которые всегда выдавали ее чувства. Сейчас они были полны сожаления о распавшемся браке Марии. Грустный взгляд Софи отвлек Марию от того, что первым бросилось ей в глаза: сестра невероятно располнела.
— Я сама захотела уехать, — сказала Мария. — Это была моя идея.
Софи кивнула с таким видом, будто знала все наперед. Мария была на три года старше сестры и в детстве относилась к ней по-матерински. Однако в какой-то момент, когда они были подростками, их роли поменялись — теперь главной была Софи.
— Тогда поехали, — сказала Нелл. — Нам еще предстоит сражаться со снегом…
— Как поживают все наши? — спросила Мария, направляясь к машине. Снег падал не переставая. Ее вещи они поделили на троих; самые тяжелые Мария несла сама — большой металлический кофр с фотографическим оборудованием и холщовую сумку с подарками. Ледяной февральский ветер хлестал в лицо, напоминая ей горы и раскопки в Шаван де Хуантаре.
— Питер хотел приехать, — сказала Нелл. — Но я оставила его дома, с Энди. Сегодня они ужинают у вашей матери. Кто-то должен был остаться там, иначе Хэлли мерзла бы на дороге, поджидая тебя.
— Ну да, в своем воображении, — ответила Мария. Софи фыркнула. Их мать никого не стала бы ждать на дороге — она умудрялась сохранять репутацию женщины, целиком и полностью преданной своей семье, при этом никак не выражая своих теплых чувств к ее членам. Каким-то образом Нелл удавалось не замечать этого.
— Наконец-то, — произнесла Нелл, останавливаясь у красного джипа в четвертом ряду автомобильной стоянки.
— Ты ничего не забыла? — спросила Марию Софи, пока Нелл искала в карманах ключи от машины. На черных ресницах Софи застыли кристаллики льда. Она выжидающе улыбалась.
— Что именно? — поинтересовалась Мария.
— Узнать, как дела у Гордона и у детей. Все отлично.
— Я рада. Я была уверена, что все хорошо, — ответила Мария. Она не могла понять, почему Софи хотела, чтобы она почувствовала себя виноватой за то, что не спросила о них. Софи по-прежнему улыбалась.
Ее лицо, сильно округлившееся, сияло сильнее, чем когда-либо.
— Просто я так горжусь ими, — заметила Софи. — Вот и веду себя как дурочка. Гордон собирается построить беседку у ручья. Он знает, что я всегда хотела иметь беседку…
— Беседку? Да они у всех есть, — сказала Нелл, пропуская Софи на переднее сиденье, а Марию назад. Она завела мотор.
— Гордон построит совсем другую. Он сам придумывает проект, — сказала Софи, глядя на Нелл со странным торжествующим видом.
Нелл подъехала к служащему автостоянки и протянула талон. Потом покопалась в своей сумочке.
— О, нет! — воскликнула она.
— Что случилось? — спросила Мария, наклонясь вперед.
— Деньги, — ответила Нелл. — Куда я их положила? — Она заглянула в кошелек, потом поискала среди бумаг, что были в сумке.
— В аэропорту полно воришек, — сказала Софи, расстегивая собственную сумочку, чтобы проверить, все ли на месте. — Наверняка это случилось, когда мы оставили вещи, чтобы обнять Марию.
Мария улыбнулась; она достаточно прожила вдали от родного города, чтобы утратить типичное для провинциального жителя представление о Нью-Йорке как логове преступности.
— Нет, вор взял бы весь кошелек, — сказала Нелл. — Я совершенно уверена, что из дому выезжала с деньгами… я же платила при въезде? Может, я их выронила?
— Вот пятерка, держи, — предложила Софи, поскольку за ними уже вытянулась вереница машин и начали сигналить.
Мария чувствовала себя изможденной и хотела поскорее добраться до дома. Но где он, этот дом? У ее матери, в Хатуквити? Или с Альдо, в палатке, в Андах? Картина ночного Перу захватила ее воображение: горный воздух такой чистый и холодный, ни один запах не пробивается сквозь него. Мария увидела себя — как она засыпает в спальном мешке, а тем временем Альдо в соседней палатке разговаривает со своими студентами и ассистентами. Вот она задремала под его рассказ, но тут он шепчет ей на ухо «buona notte» и она просыпается. Мария услышала собственный вздох.