Мария не собиралась покупать золото по американским ценам, пусть даже и в подарок на золотую свадьбу. Она подписала чек, расплачиваясь за чеканку, поблагодарила продавщицу и направилась к дверям. Взгляд ее вновь упал на стеклянную витрину.

За стеклом лежали бусы из лазурита, кольцо с топазом, старинные десятицентовики, монеты в полдоллара времен Кеннеди и там же, в свете маленькой лампочки, стояла золотая индейская богиня, которую Мария подарила Софи.

Не говоря ни слова, она была не в силах отвезти взгляд. Вспоминала, как заказала копию статуэтки у Ансельмо Рамиса. Его лавочка находилась на пыльной улице, за массивным зданием Испанской колониальной церкви; Мария зашла туда как-то раз, возвращаясь с городского рынка. У Ансельмо был и подпольный бизнес — он покупал артефакты племени шавантов у расхитителей гробниц и продавал их коллекционерам из США и Европы. Альдо, стремясь сохранить древние захоронения в целости, постоянно требовал, чтобы полиция арестовала Ансельмо. Мария же, хотя и была против махинаций последнего, не могла не оценить его таланта ювелира. Не сказав Альдо, она попросила Ансельмо сделать копию богини.

— Откуда она у вас? — спросила Мария продавщицу. Та вышла из-за прилавка, чтобы взглянуть, о каком предмете говорит женщина.

— От одной из наших клиенток. Восхитительная, правда?

— И эта клиентка продала ее вам?

— Именно так.

— А вы не знаете, откуда она у нее? — поинтересовалась Мария, ощущая, как громко забилось сердце.

— К сожалению, не знаю. Наверное, она занимается коллекционированием, поскольку часто приносит нам разные вещи.

Внезапно Мария отчетливо поняла, что под стеклом витрины лежат давно знакомые вещи: серебряный соусник матери, украшения бабушки и многое другое.

— А как зовут вашу клиентку? — спросила она.

Продавщица нервно заулыбалась, словно Мария переступила порог дозволенного.

— Не могу вам сказать. Это конфиденциальная информация.

Еще несколько секунд Мария смотрела на золотую богиню. Статуэтка великолепно сверкала в ярком сиянии витрины.

— Сколько она стоит? — спросила Мария.

— Две тысячи долларов, — ответила женщина. — Сделана в доколумбовское время, около девятисот лет назад, вероятно, в Боливии. На самом деле эта вещь должна находиться в музее.

Ансельмо Рамису Мария заплатила за нее сумму, в пересчете равную тремстам американским долларам.

— Дороговато для меня, — сказала она, поблагодарила продавца и захлопнула за собой дверь магазина.

Глава 12

«Так вот куда она потратила деньги», — сказала Мария Питеру, наблюдая за тем, как Софи танцует с Гордоном. Платье Софи, все расшитое бисером, стоило, наверное, целое состояние. Когда-то они с Софи и Нелл называли такие «туалетами для пожилых леди».

— Если статуэтка продавалась за две тысячи долларов, Софи должна была получить за нее около шестисот, — заметил Питер.

— Это платье стоит не меньше шести сотен, поверь мне, — сказала Мария, наблюдая за тем, как в приглушенном свете бисер переливается всеми цветами радуги. Сама она была одета в узкое черное платье из тонкой шерстяной ткани с глубоким вырезом. Ее кожа в нем выглядела очень светлой. Это было любимое платье Марии, хотя оно и вызывало одновременно приятные и горькие воспоминания о том, как они с Альдо покупали его в бутике на Рю-дю-Фобург в Сент-Оноре. К платью была приколота чеканная золотая брошка в виде орла, купленная у Ансельмо Рамиса одновременно со статуэткой для Софи.

— Софи не разговаривает с тобой, да? — спросил Питер. Как обычно, он говорил без обиняков, однако его ласковый тон тронул Марию.

— Она на меня даже не взглянула.

— Ну, если тебе от этого будет легче, могу откровенно сказать, что со мной она ведет себя холодно, а с Нелл так и просто грубо.

— Нет, мне от этого не легче, — ответила Мария.

Литтлфильды постарались собрать в Масоник-Темпл всех своих родственников и друзей. Оркестрик под названием «Порч-Свинг», состоящий из пяти закадычных приятелей Эда, играл музыку сороковых, перемежая ее мелодиями Нила Даймонда.

Мария смотрела на Гвен: та с рассеянным видом сидела за столиком и курила. Оживилась она только дважды, при звуках песен «Я грущу» и «Вечно в джинсах» — оба раза Гвен вскакивала на ноги и вытаскивала Эда танцевать. Когда музыканты заиграли «Милую Каролину», а певец заменил «Каролину» на «Гвендолину», она поднялась из-за стола, и глаза ее наполнились слезами.

— Какая показуха, — пробормотала Хэлли себе под нос. Они с Джулианом стояли рядом с Питером и Марией. Питер крутил головой, высматривая Нелл, которая отправилась с Энди в туалет.

— Гвен довольна собой, — сказала Мария, зная, чем вызвано раздражение ее матери — в кои-то веки не она была в центре внимания. Джулиан стоял бок о бок с Хэлли, улыбаясь во весь рот.

— Как ты думаешь, Малькольму и Элизабет понравились бы эти старые мелодии? — спросила Хэлли, взяв его за запястья и заглянув в глаза.

— Я уверен, что понравились бы, — ответил Джулиан, явно очарованный Хэлли. Он взял ее руки в свои и держал до тех пор, пока Хэлли не повернулась к Марии.

— По-моему, Гвен решила, что, если она будет скакать по залу, как подросток, мы все забудем, сколько ей лет: поэтому они и играют эту музыку. А ее наряд — нет, вы только посмотрите! — Хэлли неодобрительно пощелкала языком. Она сама была одета в винтажный костюм от Шанель и держалась прямо-таки по-королевски.

На Гвен было длинное обтягивающее платье лавандового цвета из тонкого бархата — оно выгодно подчеркивало ее великолепную фигуру. Мария перевела взгляд с Гвен на Софи. Сестра положила голову на плечо мужа, они оба взирали на Гвен с нескрываемым восхищением. Этим вечером мать Гордона была одета как молодая женщина, Софи же — как матрона в годах. В таком платье, как у Софи, Оливия де Хевиленд могла пойти на вручение Оскара. Внимание Марии привлек высокий ворот; однако, вспомнив, что скрывается под ним, она отвела взгляд.

— Ну что, Питер, — сказала Хэлли, протягивая сыну руку, — потанцуешь со своей старушкой матерью?

Питер улыбнулся, отвесил небольшой поклон и повел Хэлли танцевать. Джулиан бросил на Марию извиняющийся взгляд.

— Я не гожусь для танцев, — сказал он.

— Простите? — произнесла Мария.

— Проблемы с коленом. Не могу танцевать.

Ей захотелось рассмеяться, однако Мария подавила это желание и улыбнулась Джулиану.

— Ничего страшного. Я так давно не танцевала, наверное, все перезабыла.

— Подозреваю, что в Перу не было танцев с оркестрами, — заметил Джулиан, застегивая пуговицы на своем синем блейзере. Пуговицы были медные, инкрустированные эмалевыми вымпелами яхт-клуба Хатуквити. Он поправил платочек в нагрудном кармане — сине-белый, цветов клуба.