— Не беспокойся, — произнес Дункан. — Мы пойдем под парусами. Я недавно спустил на воду лодку, в этом году плавал на ней только один раз. День отличный, ветер крепкий. Почему бы не попробовать? — Его взгляд был направлен на изящную парусную лодку, пришвартованную к пирсу; ее белоснежный корпус сверкал в солнечных лучах. На транце было выписано ее название — «Арктур».
— Люблю ходить под парусом, — сказала Мария.
Двадцать минут спустя, держа руку на румпеле, Мария поражалась тому, как можно было за такое короткое время перейти от отчаяния к безудержному веселью. Солнце скользило по спокойной поверхности моря, прокладывая алмазную дорожку от бухты Хатуквити до островов Духов.
На парусной лодке Мария чувствовала себя более привычно, чем на моторке. Они отплыли от пирса, потом обогнули красный буй в устье бухты и галсами пошли по проливу. Лодка неслась по воде. Дункан сидел рядом с ней на поручне с наветренной стороны; крен был такой, что прямо перед глазами оказывались их собственные ноги, упиравшиеся в бушприт, а леер правого борта постоянно погружался в воду.
— Готова, — сказала она. Они нырнули вниз, пропустив гик над головами. Кливер и грот опали, затем щелкнули, распрямляясь, когда лодка повернула через фордевинд налево. С поручня, на котором сидели Дункан и Мария, стекала вода.
— Почему ты продал мне не такую лодку, а это корыто? — прокричала Мария Дункану на ухо.
— Это очень хорошее корыто, — закричал он в ответ. — Для того, чтобы мотаться на Подзорную трубу и обратно, оно подходит гораздо лучше, чем эта лодка. Ты что-нибудь нашла сегодня утром?
— Да! — Их пальцы переплелись, и она вложила наконечник стрелы в его ладонь.
Мужчина внимательно осмотрел стрелу, улыбаясь Марии, когда они встречались глазами, потом протянул ее обратно. Когда лодка приблизилась к мелководью рифа Таутог, Мария слегка изменила курс. Их скорость снизилась почти наполовину.
— Ты отличный моряк! — воскликнул Дункан.
— После школы я редко ходила под парусом, — ответила Мария, польщенная его похвалой. В мыслях она вернулась к ее последнему плаванию: с Альдо, на озере Титикака, распложенном на две с половиной мили выше уровня моря, в окружении сияющих на солнце заснеженных гор.
— Я бы плавал весь день, будь у меня такая возможность, — сказал Дункан. — Конечно, я босс, так что ино-г-да даю себе поблажку.
Они прошли через пролив между Подзорной трубой и Маленькой раковиной и оказались в бухте. Шлюпка Марии качалась на воде, которая теперь стояла ниже. Мария ослабила фал, приспуская грот. Сойдя на берег, она вспомнила, какое счастье охватило ее, когда, копая землю, она заметила приближение Дункана. Потом она подумала о Софи.
— Я очень беспокоюсь за детей Софи, — сказала она.
— Флосси и… как имя ее брата? — спросил Дункан.
— Саймон. У Фло нашли синяки, — добавила Мария. — Что с ними будет, если их заберут у родителей? Куда их отправят?
— В приемные семьи, я думаю, — с сомнением в голосе сказал Дункан.
— Софи это убьет, — произнесла Мария. Что Софи будет делать без Саймона и Фло? Она подумала о том, что произойдет, если Софи и Гордон останутся одни, если им не нужно будет ни о ком заботиться и ни с кем считаться, и попыталась представить, как далеко все это может зайти. До сегодняшнего дня, когда она увидела сестру на больничной койке, она и вообразить не могла, что они способны на такое.
— Если он бьет Флосси, — сказал Дункан, — лучше будет отобрать ее у него. Она совсем крошка. Он же может ее покалечить.
— Я знаю, — согласилась Мария и спрятала лицо в ладони.
Она почувствовала, как Дункан обнял ее, но не стала сопротивляться. Через минуту все же высвободилась из его объятий.
— Ты женат, — спокойно прозвучал ее голос.
Он кивнул.
— Понимаешь, — начал он, — между нами… не все ладится. Она несчастна, и я тоже. Я уже и не думал, что когда-нибудь…
Мария хотела и дальше слушать Дункана, однако вместо этого обняла его рукой за шею и поцеловала. Закрыв глаза, она ощутила вкус соли на мягких, теплых губах. От мужчины пахло морским ветром и машинным маслом.
Когда поцелуй закончился, Дункан пристально посмотрел ей в глаза.
— Ну что ж… — сказал он.
— Мы оба несвободны, — промолвила она.
— Я не чувствую себя женатым, — отозвался он. — В это сложно поверить? Но это так, и уже давно. Мы живем вместе, вот и все.
— Я тебе верю, — произнесла Мария, подумав о них с Альдо. Ей хотелось прикоснуться к Дункану, хотелось, чтобы он снова обнял и поцеловал ее. — Когда перестаешь любить кого-то и когда вы уже не живете как муж и жена, браку конец.
Дункан покачал головой:
— Она тоже это чувствует. Алисия, моя жена. Мы почти не замечаем друг друга. Иногда не хватает сил даже на простую вежливость.
— Ты назвал шлюпку в ее честь, — заметила Мария.
— Назвал, — сказал Дункан. — Я никогда не хотел причинить ей боль и теперь не хочу. У нас есть ребенок, ему я тоже не хочу причинять боль.
Мария молчала, внезапно пораженная мыслью о том, насколько лучше для Саймона и Фло было бы, чтобы их родители развелись, а не играли в свои ужасные игры.
Дункан потянулся к Марии и поцеловал еще раз. Второй поцелуй отличался от первого — от него у нее по всему телу побежали мурашки; ей захотелось вместе с мужчиной спуститься в каюту его лодки.
— Не хочу возвращаться, — сказал Дункан через минуту.
Мария тоже не хотела назад. Она взглянула на часы, вспомнив о том, что Питер должен был позвонить ей по возвращении из больницы.
— Я должна ехать, — произнесла она.
— Я знал, что ты так скажешь, — ответил Дункан, не выпуская ее из объятий.
Мария не двинулась с места. В самой атмосфере этого места, мелководья у берегов Подзорной трубы, было что-то завораживающее, и она задавала себе вопрос, решились ли бы они с Дунканом поцеловаться где-нибудь еще.
— Позвони мне, если тебе что-нибудь будет нужно, — сказал он. Ее рука еще некоторое время лежала в его руке, потом он отпустил ее.
— Позвоню, — ответила Мария. Однако, забираясь в шлюпку и запуская мотор, она ощутила глубокую грусть. Она знала, что никогда не станет ему звонить. Вдали отсюда все встанет на свои места. Мария покидала остров, который индейцы пеко называли Землей мертвых, и отправлялась назад, в город, основанный пуританами, — она была их потомком, а старые убеждения не перешагнешь в одночасье.
Софи пробыла в больнице восемь дней — слишком долго для сотрясения; это беспокоило Дарков, особенно с учетом того, что Софи отказывалась видеть кого-либо из них, даже Хэлли. Однако доктор Солтер, принимавший обоих детей Софи и их двоюродного брата Энди, каждый вечер звонил Питеру и сообщал о ее состоянии. По его словам, на первой компьютерной томограмме было видно затемнение вокруг сосудов мозга; вторая томограмма ничего не показала, и Софи отпустили домой.