Алексей понял, что пока его не было, заставу вырезали беспощадно. Засечники и сопротивляться-то толком не могли, опоенные какой-то дрянью. И что теперь делать? В Рязань скакать с горестным известием или бой неравный принять?
Алексей затаился, ещё раз пересчитал чужаков. Трое. И на него одного это – много, поскольку не разбойники они, не нищие, а воины. Только если он отступит, в Рязань поскачет, спросит его князь: «Где же ты был, почему один в живых остался, где раны твои?» И что он сможет ему на это ответить? Что жизнь свою пожалел, что поступил разумно, поскольку силы были заведомо неравны? Тьфу, даже думать противно! К тому же эта троица – явно лазутчики или дозорные чужого войска. А само войско – в полудне пути.
На крымских татар чужаки не были похожи, хотя явно степняки: глаза раскосые, лица скуластые, кожа белая. Ногайцы? А впрочем, какая разница? Они на русскую землю пришли, товарищей его боевых живота лишили – убить их надо. Отомстить!
В душе зародилась злоба. Страшновато одному против троих, да выбор невелик. Как это там говаривали? Делай что должно, и будь что будет?
Алексей набрал воздуха в лёгкие, вогнал нож в ножны, обнажил саблю и шагнул вперёд – как со скалы в воду прыгнул. Нет назад возврата.
Чужаки узрели его сразу, как только он из-за деревьев вышел.
– Ай, урус! Помирать пришёл! Ты бы железо с себя снял, к чему тебе вериги?
Старший стоял, широко расставив ноги, и презрительно улыбался. А двое его соплеменников не спеша стали обходить Алексея с обеих сторон. Они куражились, показывая своё превосходство, поизгаляться перед сечей хотели.
Не сводя глаз с врагов, Алексей как-то механически дотронулся до своего камня, висевшего на шее в кожаном мешочке. И вдруг рядом ним, неизвестно откуда, появился воин – точная копия его, Алексея. Только не из плоти, поскольку полупрозрачным был. На Руси таких созданий волхвы вызывать умели, «мороками» их называли.
Кинулся морок на главаря, саблей взмахнул. Ногаец отшатнулся и саблю вскинул, защищаясь.
Андрей же, не мешкая, на воина справа от себя ринулся. Упав на землю, он перекатился и в перекате ударил степняка саблей по ногам. Сильно полоснул, одну ногу ниже колена напрочь отсёк, вторую поранил.
Вскочив, кинулся на воина слева – тот уже сам кинулся ему навстречу, размахивая саблей. Схлестнулись.
Алексею сразу пришлось туго. Степняк имел преимущество в виде щита – круглого, небольшого. Алексей же свой щит оставил притороченным к седлу лошади – не ожидал, что он нужен будет. И теперь ему приходилось работать телом – прыгать, уворачиваться, пригибаться. Удары Алексея степняк принимал на щит, а вот удары чужака приходилось отбивать саблей.
Обычная тактика боя в пешем строю простая: принял удар сабли или меча на щит – ударил холодным оружием сам. Алексею же приходилось и принимать удары на саблю, и нападать.
Степняк полыхал злобой из узких глаз, на губах играла презрительная улыбка. Он был опытным воином и думал, что уруса без щита завалит быстро.
Алексею же приходилось поглядывать направо, на старшего. А там творилось нечто невообразимое, доселе невиданное. Он бы и поглядел, кабы степняк не наседал. Да сзади хрипит и стонет ещё один враг, которого он ранил, – отвлекает.
Алексей выбрал единственный вариант – разбить врагу щит. У степняка он по краю железом не окован.
Он наносил и наносил по щиту удары саблей сверху, от щита летели щепки. И вот настал момент, когда щит развалился, и в руках степняка остался один умбон. Теперь их возможности сравнялись.
Однако оба уже подустали. Ухмылка с лица степняка стёрлась – он уже не ждал лёгкой победы. По его лицу катились крупные капли пота, дыхание стало шумным. Как же, привык на лошади бои вести, как правило – скоротечные.
С превосходящими силами степняки старались в бой не ввязываться, а порубить крестьян большого умения не требовалось. Теперь же бой был пешим, всё решали выносливость и умение.
– Бей его! – закричал Алексей, глядя куда-то за спину степняка. В испуге тот на миг обернулся – неужели за спиной ещё один урус появился?
И Алексей тут же ударил саблей по руке степняка. По торсу бить было бесполезно – степняк был в кольчуге.
Глядя на обрубок, из которого хлестала кровь, степняк взвыл. Да он не столько от боли выл, сколько от осознания, что бой им проигран, а с ним потеряна и сама жизнь. Он попытался выхватить боевой нож левой рукой, чтобы ещё хоть немного продлить себе жизнь, но Алексей не дал ему на это ни малейшего шанса, рубанув по незащищённому бедру. Степняк упал, и Алексей добил раненого.
Сделав это, он крутанулся вправо – там старший из лазутчиков боролся с мороком. Рубить его саблей или ножом было бесполезно – морок не был живым. Но он обволакивал степняка туманом, как густым киселём, не давая ему сделать ни шагу – даже дышать ему было затруднительно.
И тут Алексей сделал ошибку. Ему бы подобрать щит, валявшийся рядом с раненым в ноги степняком, – всё было бы лучше, безопаснее. А он, пару минут отдышавшись, шагнул к степняку.
Морок внезапно исчез, как будто и не было его никогда. И на том спасибо. Сковал степняка, пока Алексей с его соплеменником расправлялся.
Степняк же, видя перед собой невредимого Алексея, кинулся на него. Не зря он был старшим дозора – сабля просто летала в его руке, сверкая сталью.
Туго пришлось Алексею – щита у него не было. А степняк теснил: то щитом выпад сделает, ударит, то снизу, из-под щита укол нанесёт – опыт у него чувствовался изрядный. Но пока Алексею удавалось отражать его атаки, и он выжидал удобного момента, чтобы атаковать самому. Он пятился понемногу, видел щит, лежавший буквально в трёх метрах, да как его взять, если следует удар за ударом? Двужильный он, этот степняк, что ли?
Однако один удар Алексей всё-таки проморгал. Степняк ударил саблей из-за щита, вложив в удар всю силу. Острой болью резануло в груди, и он почувствовал, как по коже потекло что-то горячее. В глазах потемнело, накатила слабость, и Алексей упал, потеряв сознание.
Пришёл он в себя от тряски, его раскачивало, как на корабле. Потом вернулся слух. Вдруг, как из небытия, возникли шаги множества людей, топот копыт, голоса, ржание коней, бряцание оружия. Его везут, и судя по всему на телеге.
Он осторожно приоткрыл один глаз, почему-то остерегаясь показать, что пришёл в себя.
На облучке сидел возничий, судя по одежде – русак. Только потом дошло – раненого степняк не повёз бы с собой, зачем ему обуза? Добил бы, и все дела.
Наверняка обнаружили заставу с побитыми воинами, и сейчас его в Рязань везут. Только странность одна есть: судя по звукам, воинов вокруг много. Если на заставу гонец прибыл, их столько быть не должно. Приподняться бы, посмотреть вокруг, оценить обстановку – да сил нет. Слабость не оставляет, грудь болит.
Он скосил глаза: кольчуги на нём не было, а грудная клетка туго перевязана чистыми тряпицами. На душе стало радостно: и жив остался, и кто-то заботу о нём проявил. Домой везут – если можно назвать домом имение Кошкина.